«Это обязательно? – жалобно спрашиваю я невролога и сестру. Но я уже знаю ответ. – Конечно, необязательно…» Я жду «но».

«…но вы очень сильно рискуете».

Тут все дело в том, что через несколько дней я должен лететь домой. На высоте давление повышается. Если у меня было кровоизлияние в мозг, даже небольшое, высота может спровоцировать его снова. Если это произойдет, для меня есть только два исхода. Я либо умру, вероятно, довольно быстро, либо навсегда останусь в вегетативном состоянии. Смерть или кататония. Веселенькая перспектива? Люмбальная пункция покажет, было ли у меня кровотечение или нет. Если нет, я могу лететь. Если да, то меня нужно будет немедленно доставить в больницу, чтобы мне могли вскрыть череп и спасти жизнь. Дай бог, спасти. Я даже не знаю, каковы шансы пережить операцию.

Все, что я знаю, это что я не хочу делать люмбальную пункцию.

«Можно мне две минуты, чтобы позвонить?» – спрашиваю я.

«Конечно», – кивает невролог.

Мэнди говорит, что я должен это сделать. Если не сделаю, то, скорее всего, умру, говорит она без обиняков. Я склонен с ней согласиться. Вытираю слезы и звоню Стори.

Он не подходит.

Я сбрасываю и понимаю, что зря ему звонил. Что я ему скажу? Хорошо, что я не повесил на него это бремя. Он бы прыгнул в машину и помчался на юг как сумасшедший. Но к тому времени, как он доехал бы, я в любом случае был бы уже либо в полном порядке, либо мертв, либо в операционной. Не стоит ему ради этого ехать шесть часов на машине, терзаясь страхом и волнением.

Звоню Джесси на работу, чтобы рассказать ей. Она грозится, что сейчас уйдет с работы и приедет сюда, чтобы быть со мной.

«Нет, нет, все в порядке, – говорю я, стараясь сгладить ситуацию. – Все будет нормально. Все хорошо».

Все не хорошо.

За звонками, слезами, курением и самокопанием прошло минут сорок. Набираюсь смелости вернуться в здание. Невролог и медсестра там, где я их оставил. С места не сошли. Ждут меня.

«Извините, пожалуйста, – бормочу я. – Я думал, вы пока чем-то другим занимаетесь».

«Честное слово, ничего страшного, – улыбается невролог и уже более требовательно продолжает, – вы приняли решение?»

Я говорю им, что сделаю люмбальную пункцию. Он удовлетворенно кивает. Все уже подготовлено, они не хотят рисковать. Через несколько минут я уже лежу на кровати в позе эмбриона в больничном халате с открытой спиной, и мне вводят местный наркоз. Это происходит прямо сейчас. Я изо всех сил напускаю на себя равнодушный вид.

Со мной было не как с Майком. Мне даже не особенно больно из-за наркоза, который мне сделали, а Майку было больно. Я чувствую только, как входит большая игла. Чувствую ее внутри. В моем позвоночнике. Странное чувство. У меня берут немного жидкости и обрабатывают прокол. Это все. Они спешат отправить жидкость на исследование, а я остаюсь один, все еще свернувшись в позе эмбриона. Я плотнее закутываюсь в одеяло и прижимаю его к подбородку так, что побелели костяшки пальцев. Думаю о Майке, о том, как он прошел через это, и понимаю, что он, должно быть, чувствовал в то время. Это долгое путешествие, путешествие, в которое он отправил меня, закончилось на том, что мне выпало получить тот же опыт. Круг замкнулся. Понимаю, что, может быть, через несколько минут меня отправят на срочную операцию на мозге с неизвестным исходом. Но сейчас я растворяюсь в воспоминаниях. О Майке. О нас.

Отпускаю их.

Плачу.

Рыдаю как ребенок.