Прощание

Майку стало резко хуже после Рождества. Он стал слабеть, боль в плече усилилась. Оставаться без маски стало много труднее, даже на совсем короткое время. Мы пытались просунуть сбоку маски соломинку, чтобы он мог хотя бы пить. Он все еще получал удовольствие от вкуса и любил холодный кофе. Но ему не хватало жидкости.

И от этого он слабел.

Зависимость от маски, хотя и была обусловлена жизненно важной необходимостью, имела пагубные последствия. Чтобы прокладка оставалась герметичной, я каждые несколько дней брил Майка. Но вокруг рта скапливалась влага, а сбрить все появляющиеся волосы бывало непросто, и в результате Майк получил инфекцию. Ему были нужны противовоспалительные для руки и плеча… Ему была нужна жидкость… Ему были нужны антибиотики.

Пропить курс «Ибупрофена» нормальным образом он не мог, потому что не мог глотать. Может быть, ему с трудом удалось бы проглотить детский «Ибупрофен», но этот вариант тоже исключался из-за содержащегося там сахара. С сахаром его организм не справился бы. Мы рассматривали как вариант свечи. Это весьма эффективный способ введения лекарства. Врач Майка сказал нам, что свечи по рецепту у нас в стране не продают. Я поговорил со своей двоюродной сестрой Рейчел, которая живет во Франции, и она была потрясена. Сама она могла просто пойти в аптеку и свободно купить практически любые лекарства в виде свечей. Но после того, как мы поговорили с врачом в хосписе, выяснилось, что получить свечи все-таки возможно. Нам в очередной раз пришлось побегать, чтобы достать необходимое.

Зато свечи помогли! Ненадолго…

Больше тревожил недостаток жидкости в организме. У Майка в шее не осталось (или почти не осталось) сил. Его голова падала на бок, и ее приходилось постоянно поддерживать множеством подушек. Поднимать и регулировать его кресло несколько раз в час стало еще сложнее, Лоре нужно было держать его за голову, пока я поднимал его. Носить шейный бандаж он бы не смог, тот душил бы его и раздражал кожу. И это повлияло бы на маску. Ему нужна была жидкость.

Я просил врача срочно поставить ему капельницу с физраствором для внутривенного введения жидкости. Врач сопротивлялся этой идее. Казалось, врачи считали, что дни Майка все равно сочтены и нет смысла продлевать его страдания. Предполагалось, что мы должны дать ему достойно уйти из жизни. Нет. Нет и еще раз нет. Майк мучался от жажды. Аппарат для дыхания тоже осушал его, он страдал от сухости в горле. Ему просто нужна была жидкость. Мы втирали ему в губы маленькие кубики замороженного кофе, чтобы дать ему хоть немного влаги.

Наконец медсестра принесла антибиотик от инфекции. Хотя нам казалось, что будет непросто найти у Майка неразрушенную жизнеспособную вену, ей все-таки удалось вставить канюлю. Как только в кровь Майка начала поступать жидкость, он заметно оживился. Это работало! Я опять спросил, нельзя ли, раз канюля уже вставлена, ввести после антибиотика физраствор. У медсестры была капельница с физраствором в машине, но без разрешения врача она не могла ее употребить. Я снова повторил тот же разговор с врачом.

Я вышел, прижимая к уху раскаленный телефон, и молил о помощи. Мне хотелось кричать: «Вы должны это позволить! Вы убиваете моего брата!» Я готов был кричать в голос. Физраствор уже был здесь, и при этом просьба позволить медсестре его использовать встречала такое сопротивление. Просто немыслимо. Наконец мне удалось уломать врача, и я кинулся в дом, чтобы показать медсестре поднятый вверх большой палец.

Проблема с капельницами в том, что нельзя постоянно колоть лекарство в одну вену. Время от времени медсестры вынуждены были переставлять канюлю. Они меняли руки, меняли вены и вкалывали Майку новую порцию физраствора. И с каждым разом ему становилось лучше. Он стал много живее.

Был вечер вторника. Я задержался немного дольше обычного. Когда я обнял Майка на прощание и сказал: «Я тебя люблю, братик», он опять нашел в себе силы прижаться ко мне головой. Я пришел домой примерно в полдевятого, очень усталый. Сгреб какую-то еду и сел смотреть что-то бессмысленное, просто чтобы отвлечься. Заснул.

Утром в среду я отправился туда снова. Между нами было пятнадцать минут на машине. Я как раз отъезжал от дома, когда получил сообщение от Лауры.

«Ты скоро будешь?»

Я послал короткий ответ, что буду через десять минут, и подумал, что у нее была тяжелая ночь и она очень хочет спать. Я успел.

В ответ пришло одно слово: «Скорее». Я не знал, что это значит, и решил, что ей надо с чем-то помочь. Может, Майку нужно в туалет. В то время для этого уже требовалось участие двоих. Какова бы ни была причина спешки, я поднажал и приехал, насколько мог, быстро. С визгом притормозил у двери и кинулся внутрь.

Лаура ждала меня у двери в гостиную. Папа и Стори были на кухне. Мама Лауры тоже была здесь.

«Майк не реагирует», – сказала Лаура глухим голосом.

В тот момент я даже не понял, что это значит, но поспешил в гостиную и увидел Майка. Он был в маске, аппарат для дыхания работал, обычная башня из подушек подпирала его голову. Он не шевелился, его глаза были открыты. В моей голове мелькнула мысль, что он еще не проснулся. Он несколько дней не мог закрыть глаза и стал спать с открытыми.