«Майк!» – мягко позвал я. Потом чуть погромче: «Майк?» Мне все еще казалось, что он просто крепко спит. Я позвал его еще громче, перешел на крик. Потом обернулся на Лауру и на ее лице прочел те чувства, которые быстро поднимались во мне самом.

Страх. Паника.

«Вызвать скорую?» – спросила Лаура.

Я отчаянно закивал: «Да!»

Скорая приедет и сделает что-нибудь, чтобы он проснулся, говорил я себе. Я не знал, что именно можно сделать, но был уверен, что они знают. Может, капельницу или еще что-то. Я не знал.

Папа услышал мой голос или, вернее, услышал что-то в моем голосе, когда я кричал: «Майк!» Он вошел в гостиную и в отчаянье смотрел на сына. Беспомощно. Со страхом.

«Майк не реагирует», – сказал я и увидел, как кровь отливает от его лица.

Папа отодвинул меня в сторону, чтобы видеть младшего сына. «Нет!» – зарычал он с невообразимой болью, недоверием и протестом в голосе.

Потом начал повторять снова и снова: «Майк!» Мы все пытались разбудить Майка.

Бригада приехала быстро. Спокойный и уверенный врач быстро вбежал в дом. Он задавал быстрые четкие вопросы, одновременно делал Майку ЭКГ и проверял его пульс. Он был слабым, но был. Майк был все еще жив. Все еще там. Шумно подъехала машина скорой помощи в мигающих синих огнях.

Они захотели переложить его на пол, чтобы оказать ему помощь. Он уже и так сидел на ремнях от подъемника, так что, пока Лаура расстилала на жестком полу одеяла, я подключил подъемник и начал опускать его со стула. Я опустился на коленях на пол и баюкал Майка на руках, опуская его вниз. Но мне казалось, что этого не надо делать. Майк уже много месяцев, а может быть, и год, не лежал на ровной поверхности. Я был уверен, что выпрямить его, положить на твердый пол – плохая идея, независимо от того, насколько важна процедура, которую ему собирались сделать. Я знал, что это усугубит его страдания и боль. Должно было быть другое решение. Я объяснил, что думаю, и принялся усаживать Майка обратно в кресло. Им придется все делать в этом положении.

Так они и делали.

Недолго.

А потом он умер.

Я оказался в кошмарном сне, где все мои худшие страхи сбылись. Я был раздавлен.

Я вышел на улицу и позвонил Мэнди. Я не мог говорить. Но она все поняла и сразу же примчалась.

Там в доме все еще работал аппарат для дыхания. Он все еще пытался заставить Майка дышать. Я выключил его. И снял маску. Странно, но мне все еще казалось, что без аппарата маска может его задушить. Это было символично. Пока он был в хосписе и потом в «Номере 1», я понимал, что маска и аппарат – это то, что сохраняет ему жизнь. Выключить аппарат и снять маску означало, что он действительно умер.

И это осознание приносило непередаваемую боль.

В этом хаосе меня успокаивало присутствие Стори. Пока я снимал маску, он тихо стоял рядом, легко касаясь руками головы Майка. Чтобы он ни делал для Майка, меня это поддерживало. Давало мне силу.

Пришли два коронера. Один вел себя так нетерпеливо, будто у него на сегодня целый большой список вызовов, но один из полицейских, которые тоже приехали, отвел его в сторону и тихо что-то сказал.