Мне он сказал: «Будем ждать, сколько вам надо», – понимая, что мы ждем приезда Мэнди.
Все мы по очереди попрощались с Майком, побыли с ним, а потом приехала Мэнди и тоже успела попрощаться. Потом я ушел на задний двор, потому что не хотел видеть, как его увозят коронеры. И все мы просто стояли в слезах, в оцепенении, потрясенные и эмоционально не готовые даже осознать ту потерю, которую только что понесли. Казалось, само время остановилось. Как мы сможем жить дальше после этого?
К тому времени, когда коронеры и врачи уехали, было позднее утро. Мы пошли в школу Эдана и ждали в кабинете директора, пока его вызовут с урока. Он вбежал, с лукавой улыбкой спрашивая, что случилось. Я еле устоял на ногах. Мне пришлось собрать все силы, чтобы это выдержать. Мне казалось, будто я виноват перед ним.
«Мне так жаль, твой папа умер».
Лаура рассказала, что та ночь прошла как обычно, если не считать того, что Майк постоянно хотел кубиков льда. Шли часы, и он поглощал их формочка за формочкой. Ранним утром Майк некоторое время оставался неподвижным, и она подумала, что может отдохнуть. У Майка было устройство, которое помещалось между его телом и локтем и пищало, если надавить. Это был простой способ позвать кого-то из нас, если ему было что-то нужно. Проснувшись в тот день рано утром, Лаура осознала, что ее не разбудил писк, она проснулась сама. Это-то и было не так. Она говорила, что присутствие Майка теперь ощущалось по-другому, как будто он заснул крепче обычного. Уверен, что тогда она мне и написала. Она сказала, что Майк дождался моего приезда. Мой брат дождался меня, чтобы попрощаться.
Дома
Нелегко было уезжать из Новой Зеландии, но я чувствовал, что мне пора. Время, проведенное здесь, было прекрасно, но учитывая мою истекающую визу и встряску, которую я получил с этой головной болью и люмбальной пункцией, я был готов ехать домой. Я прощался с Джесси с надеждой, что нам удастся продолжить зародившиеся отношения. Я обожаю Новую Зеландию и уверен, что скоро вернусь. Любовь на расстоянии редко бывает жизнеспособна, а Новая Зеландия находится на практически самом большом расстоянии из возможных, но я не был готов разорвать отношения, которые стали для меня первыми за эти годы.
Конечно, мне также пришлось оставить там Стори. Пока. Я прилетел из Веллингтона в Окленд и проторчал там несколько часов перед вылетом в Лос-Анджелес. Стори предлагал приехать на машине из Реглана в Окленд, чтобы повидаться со мной в аэропорту, но я отговорил его от этой затеи. Я знал, что прощаться лично будет слишком тяжело. Он хорошо здесь устроился, счастлив и наслаждается своим новозеландским приключением.
Зато я позвонил ему из оклендского аэропорта, и мы проговорили целую вечность. Я был готов ехать, но в то же время горевал о своем отъезде. Вся эта одиссея по Новой Зеландии, приключение со списком предсмертных желаний создавало эмоциональную связь с Майком. А теперь эта глава подошла к концу.
Мне было необходимо двигаться дальше, и все же я оставлял позади то, что не хотел потерять.
В самолете я сидел в каком-то оцепенении. В Air New Zealand мне великодушно повысили класс до премиум-эконом, но я все равно был подавлен. Меньше всего мне хотелось с кем-то говорить. Мне хотелось просидеть спокойно эти тринадцать (или сколько там) часов полета, погруженным в свои печальные мысли. А потом точно так же провести еще одиннадцать часов полета в Великобританию. Рядом со мной сидела девушка, которую (как я вскоре узнал) звали Кирсти. Бортпроводники постоянно подходили к ней и спрашивали, все ли с ней в порядке, не нужно ли ей чего-нибудь. Они были внимательны и заботливы, но Кирсти явно было не по себе. У нее что-то было не так. Я гадал, не потеряла ли она кого-то. Во мне поднялась волна сочувствия, и захотелось как-то помочь ей или утешить.
Наконец я наклонился к ней и спросил: «Все в порядке?» Мы как раз набрали высоту.
Вскоре я узнал, что Кирсти в первый раз летит на самолете. Она летела в Англию работать, а ее семья осталась в Новой Зеландии. Полет совершенно ошеломил ее, она была парализована страхом. Этот и следующий полет я провел в разговорах с ней, пытаясь отвлечь ее от ужасного осознания того, что она находится на высоте в восемь миль в большой металлической трубе с крылышками. Говорю теперь об этом не чтобы рассказать о своем великодушном поступке и о том, как сделал все возможное, чтобы развеять ее страхи, а потому что на самом деле это она мне помогла.
За болтовней я забыл о собственных тревогах и потерях. И к тому моменту, когда я увидел папу, я был уже абсолютно счастлив, что вернулся домой.
В аэропорту Манчестера меня встречает папа, я вижу его серьезное лицо, и меня охватывает радость. Я обхватываю его руками и говорю, что скучал.
Папа показывает на мою машину, старую машину Майка:
– Она все еще на ходу. Я каждую неделю завожу мотор.
Долго же меня не было!
– Можно я поведу? – спрашиваю я. Не имею ничего против, чтобы вел он. Просто хочется опять сесть за руль.
– Конечно, сын. Ну, рассказывай о своей поездке!