Я вернулась к метро и доехала на нем до Таймс-сквер. Мне не хотелось идти и ложиться спать, и мне не хотелось оставаться одной.

Я не ошиблась, предположив, что не буду одинока на Таймс-сквер. Я прошла по одному тротуару, потом по другому, ошеломленная давящими со всех сторон толпами людей и сверкающими рекламными щитами, освещавшими ночное небо. Уличные артисты пытались привлечь мое внимание, когда я проходила мимо; веселые и шумные зрители и туристы входили и выходили из зданий, бродили по тротуару и собирались в счастливые маленькие группки на улицах. Атмосфера была не просто праздничной, она была истеричной. Стоявшие рядом неестественно громко смеялись и перекрикивались. Я была там посторонней, чужой. Справа от меня сгрудилась группа девушек в маленьких черных платьях и с безумным выражением на лицах. Им отчаянно хотелось веселиться.

(Наверняка, я в этом не сомневаюсь, Таймс-сквер может быть веселой, когда вы находитесь внутри подходящей группы, но, на мой взгляд, в тот вечер она производила впечатление холодной, коммерческой и роботизированной.)

Я бы с радостью сделалась невидимой.

Пьяная девчонка на высоченных шпильках потеряла равновесие и упала на меня сбоку, но это происшествие едва замедлило мой шаг. Может быть, потому, что на самом деле ее там не было. Значило ли что-нибудь то обстоятельство, что меня окружала миллионная толпа, если я никоим образом не общалась с ней?

Нет, решила я, не значило.

Я заметила женщину, выходящую из ближайшего ресторана. Похоже, она возвращалась домой с поздней смены и только надевала куртку поверх формы. Я остановила ее и спросила, чем она больше всего любит заниматься ночью в Нью-Йорке, и она устало улыбнулась мне и посоветовала сесть на поезд до Бруклина и пройти по мосту обратно в Манхэттен. Вряд ли она сама любила так делать, просто держала этот вариант в заднем кармане для туристов и извлекала его оттуда, когда ее спрашивали. Но я была туристкой. И я последовала ее совету.

После безумства Таймс-сквер я ожидала, что стану частью огромного стада, пересекающего мост, но на этот раз ошиблась. Несколько парочек и групп подростков – вот и все, что мне встретилось.

Несколько минут я шла в тишине, потом остановилась, чтобы оглядеться. Вид с моста открывался прекрасный. Линия горизонта поднялась выше; огни миллионов окон висели, как капли воды в паутине. Прямо у меня под ногами проносились в обе стороны автомобили. Просигналила пожарная машина, донесся лай собак. Слева от меня, за полосой воды, стояла знаменитая статуя.

Мне стало жаль ее. Она была иконой свободы – ее звали Либерти, но она не была свободной. Ее медные ноги навсегда застряли в бетонной массе. Была ли она храброй, пошла бы она куда-нибудь, если бы могла, или она пользовалась предлогом, чтобы оставаться на месте?

Я долго стояла неподалеку от нее в уютной тишине. Думаю, она это оценила.

Через некоторое время я оглянулась и увидела другую женщину примерно в десяти футах от меня. У нее были короткие темно-каштановые волосы, и она куталась в длинную зеленую куртку. Она была одна, как и я, но, казалось, не замечала меня. Обхватив голову руками, незнакомка прислонилась к перилам.

Глядя, как поднимается и опускается ее спина, я догадалась, что женщина рыдает. Наконец она оглянулась и заметила, что я наблюдаю за ней. Она с минуту оценивающе рассматривала меня огромными карими глазами, а затем нахмурилась и отвернулась. Я не знала, что делать, поэтому просто пошла дальше.

Особенность Нью-Йорка в том, что он похож на аквариум, в котором все являются рыбами, и все также находятся снаружи и заглядывают внутрь. Когда вы видите несчастного человека в маленьком городке, вы подходите к нему, спрашиваете, что случилось и все ли с ним в порядке. Когда вы видите, как кто-то рыдает на Бруклинском мосту, вы воспринимаете это как часть пейзажа – а почему бы человеку не поплакать на Бруклинском мосту.

По крайней мере, это я говорю себе каждый день, оправдываясь перед собой за то, что не остановилась, – мол, любой проходивший мимо поступил бы ровно так же, как и я.

Выбор был неправильный; теперь я это знаю.

Миссис Валентайн осматривает свои руки; касается каждого пальца на правой руке указательным пальцем левой, а затем переворачивает руки и повторяет действие, как будто проверяет, все ли они на месте.

– О боже, – говорит она, взглянув на часы. – Уже поздно, и я сказала твоей маме, что не буду задерживать тебя на ужин.

Солнце садится за дымчатые облака, и ветка дерева начинает постукивать по окну гостиной, когда поднимается ветер. Все указывает на то, что вечером снова может пойти дождь.

– Ничего страшного, – говорит Анна.