Конечно, мое знакомство с господином Дахкашом нельзя назвать долгим, поэтому угадывать его эмоции я не умела. Но сдается мне, он сейчас в настоящем бешенстве.

– Разве хоть раз я подвел вас? – продолжил все так же пугающе ровно Вашарий. – Разве хоть раз потерпел неудачу в расследовании какого-нибудь дела?

– Мальчик мой, ты злишься. – Тицион растянул губы в притворной улыбке. – Не стоит. Я уже попросил перед тобой прощения. Да, с Киотой я поступил неправильно. Еще раз говорю – мне жаль. Я обязательно сделаю все, лишь бы компенсировать тебе этот вред. Поверь, я верну память твоей жене. И ты снова обретешь семейное счастье с ней, раз это тебе так важно.

В последней фразе прозвучала нескрываемая насмешка. Как будто в глубине души Тицион потешался над горем Вашария, который много лет терзался сомнениями – жива ли его супруга или действительно погибла при взрыве самодвижущейся повозки.

– А как ты собрался компенсировать все те годы, которые по твоей прихоти Вашарий и Киота провели вдали друг от друга? – вдруг спросил Луциус.

Не скрою, в этот момент я почувствовала нескрываемую радость. Потому что в тоне Луциуса прорезался такой знакомый едкий сарказм. О многом говорило хотя бы то, что он отказался от столь непривычной для него заискивающей вежливости. Да и выглядел он сейчас не в пример лучше. Как будто все то время, пока Тицион рассказывал давнюю историю своего противостояния с Итирусом, кто-то с избытком вливал в него целительные чары.

Теперь Луциус сидел прямо, хотя его правая рука была все еще прижата к животу. Но, по крайней мере, более он не напоминал восставшее из склепа умертвие. Лицо утратило пугающий синеватый оттенок, а на щеки даже вернулось некое подобие румянца.

Тицион, видимо, почувствовал неладное. Он вперился в Луциуса немигающим взором, весь подобравшись, словно для прыжка.

– Как собираешься компенсировать все те слезы, что пролили их дети? – задал новый вопрос Луциус и встал.

Я испугалась, что сейчас его поведет от слабости в сторону – все-таки крови он потерял немало, если судить по рубашке, которую с левой стороны можно было хоть выжимать. Но в движениях Луциуса не было и намека на скованность от боли. Он вновь двигался с кошачьей грацией прирожденного хищника.

– Не понял, – слегка оторопев, выдохнул Тицион.

– Кстати, можешь не утруждать себя. – Луциус лениво усмехнулся и неторопливо приблизился к грани связующего заклинания.

От этого кристалл под моей рукой ощутимо нагрелся, но я лишь крепче сжала его, уже догадываясь, что происходит.

Провал в центре комнаты покрылся тонкой рябью. Та пелена, которая отделяла королевский кабинет и комнату, где находился Луциус, на глазах истончалась.

– Тебе нет никакой надобности возвращать память Киоте, – любезно уведомил Луциус. – Потому что это уже сделал я.

Резко покачнулся вперед.

Кристалл под моей рукой полыхнул обжигающим жаром. Не удержавшись, я вскрикнула, неосознанно отпрянула от стола, принявшись трясти в воздухе обожженными пальцами.

Портал в центре комнаты заискрился всеми цветами радуги и схлопнулся после этого. Однако было поздно. Луциус уже стоял здесь, прямо передо мной.

– К-как? – от удивления Тицион аж начал заикаться.

Он попятился, не сводя потрясенного взгляда с противника. Было ясно, что произошедшее стало полнейшей неожиданностью для него. С него моментально слетела всяческая спесь. Глаза округлились, став по размеру с блюдца, а нижняя челюсть некрасиво и совсем не по-королевски отвисла из-за крайней степени изумления, которую просто невозможно было сыграть.