«Если я умру, ты снова женишься», – сообщила я ему.
«Нет, не женюсь», – возразил он.
«Ну конечно женишься!» – не сдавалась я.
«Я даже не понимаю, почему мы вообще это обсуждаем. Я только что тебя вновь обрел, так почему мы говорим о том, как я тебя снова потеряю?» – Он был разозлен, однако выглядел так, словно вот-вот расплачется.
«Мне кажется, будет здорово, если я смогу прожить еще годик-другой».
«Ты проживешь гораздо больше, чем годик-другой! Почему ты так говоришь?»
Я сделала вдох и честно ответила: «Не знаю, просто что-то подсказывает мне, что я все равно умру».
«Что ж, сделай так, чтобы это прекратилось», – потребовал он.
«Не уверена, что смогу. Чувство такое, что это по-настоящему. Прости».
После выписки из больницы где-то внутри меня затаилась новая катастрофа, и я чувствовала ее. Какие-то скрытые сигналы, дисбаланс. Когда я сидела молча, полностью завладев собственным телом, оно начинало со мной разговаривать. Тогда я еще не знала, что могу доверять этим сигналам настолько, чтобы как-то на них реагировать, но я хотя бы начала к ним прислушиваться и потихоньку склоняться перед их алтарем.
Затем, словно гром среди ясного неба, у меня разом выпали все волосы. Я пыталась завязать их в хвост, и с каждой моей попыткой их собрать волос оставалось все меньше под резинкой и все больше у меня в руках. Я смотрела на себя в зеркало, гадая, что означает эта новая утрата. Может быть, мой организм перенаправлял энергию на что-то более для него важное, чем волосы?
Я понимала, что регенерация клеток печени, а также восстановление после операции были связаны с повышенной анаболической активностью. Возможно, я получала вместе с пищей недостаточно калорий, чтобы их хватало и на это, и на рост волос? Я изо всех сил старалась не поддаваться панике. Позже я узнала, что эта внезапная линька, произошедшая месяцы спустя после моего инсульта, была не таким уж и редким явлением. Шок порой приводит к тому, что волосяные луковицы оказываются в спящем состоянии. В конечном счете они должны были проснуться, однако в тот момент я выглядела гораздо более больной, чем когда по-настоящему болела.
В списке «частей тела, которые я ценю больше всего» волосы занимали одно из последних мест – отказ внутренних органов беспокоил меня куда больше. Я переживала меньше о своих волосах, чем, скажем, переживала о своих почках или легких, однако это не остановило меня от того, чтобы позвонить лучшим подругам, чтобы поплакаться в трубку и попросить сводить меня в магазин париков. Я так и сделала, однако дальше разговора дело не пошло. В итоге оказалось, что меня недостаточно сильно беспокоит отсутствие волос, чтобы я что-то с этим делала. У меня оставались жидкие клочки волос, которые были коротко подстрижены, и я носила широкий обруч, чтобы придержать новые отростки, которые все-таки пытались пробиться.
Как бы нелепо я ни выглядела, жалость окружающих по отношению ко мне казалась мне крайне непропорциональной моей утрате. Меня раздражали комментарии, призванные выразить сочувствие: «О нет! Бедняжка. У тебя выпали все твои волосы».
«Это всего лишь волосы. Не понимаю, из-за чего столько шума. Они ведь даже ничего полезного не делают. Я прекрасно могу прожить и без них», – раз за разом твердила в ответ я.
Проблема с внешними проявлениями болезни в том, что они провоцируют окружающих. Люди воспринимали отсутствие у меня волос как повод обсудить мое относительно здоровое состояние так, как они не могли этого сделать, когда никаких видимых признаков болезни не было.
Казалось, каждый за меня страшно и искренне переживает из-за того, что мне приходится жить с таким отвратительным внешним видом. Мне то и дело предлагали различные народные средства и добавки, призванные помочь исправить ситуацию. Люди, которых я толком не знала, вручали мне святую воду и капсулы с биотином. Мне вкладывали в ладонь пакетики с витаминами, словно это были причастные облатки.
Когда мои внутренние органы начали проступать наружу из живота бесформенными шишками размером с кулак, словно из меня вырывались сразу несколько детенышей «чужих», я поняла, что какие-то остатки самолюбия у меня все-таки сохранились. Я встретилась со своим хирургом, доктором Джи.
«Это грыжа. На самом деле я вижу более одного дефекта, так что это грыжи. Во множественном числе. – Он вздохнул. – Если они вас не сильно беспокоят, то нам следует оставить их в покое. У них достаточно широкое основание, так что я не думаю, что ваш кишечник запутается», – продолжил он.
«Я стала совершенно бесформенной, и это выглядит просто отвратительно. Нам придется это исправить», – возразила я.