— Я пришёл за тобой и твоим сыном…
Она освободилась от моих объятий и утешений.
— Нам надо войти в внутрь, и нам надо говорить тише.
— Мэри, я…
— Тссс! Ты ничего
Она взяла меня за руку и потащила в убогий дом через узкую неровную дверь. Кромешная тьма и затхлый воздух внезапно окутали меня коконом; только её тёплая рука была у меня в качестве проводника.
Она завела меня в комнату с низким потолком, освещенную только одной свечой. Я помог ей сесть на перевёрнутый молочный ящик, служивший стулом, когда она отдышалась, то посмотрела на меня печальными глазами.
— Фостер, мне очень жаль. Ты поставил под угрозу свою жизнь, придя сюда.
— Я пришёл сюда, Мэри, — ответил я, — ради тебя и твоего сына.
Она закрыла ладонями раскрасневшееся лицо.
— Ты многого не знаешь.
— Успокойся. Теперь я знаю всё.
Удивление заставило её посмотреть на меня.
— Ты видел их?
— Да, на озере, во время прискорбного ритуала, который навязали вам обстоятельства, а также несколько минут назад у Ондердонков. Один из чистокровных чуть не убил меня.
— Так… ты
— Мне всё известно. Я знаю, что происходит на втором этаже в Хилман-хаусе, я знаю о хранилище трупов в пещерах под набережной. Я знаю, почему твой брат Пол немощен, и я также знаю, что твой отчим — помесь их расы и нашей, и что он единственный в своём роде, кому разрешили жить после санкционированного геноцида много лет назад, — я взял её руку. — И, Мэри, я знаю, почему они заставляют женщин города постоянно быть беременными. Новорожденных не приносят в жервы, их
Она снова заплакала:
— Боже мой, ты, должно быть, думаешь, что я дьявол, раз позволяю использовать своих детей вот так.
— Ничего подобного я не думаю, — огрызнулся я, — потому что я также знаю, что вас