Дядя Коля (читает). Ночь с тринадцатого на четырнадцатое провёл в щели[19]. Вечером и ночью происходила сильная стрельба. Когда я вышел на двор, была абсолютная темнота. Со всех сторон раздавались удары орудий и взрывы снарядов. Неприятное чувство испуга овладело мною, когда я услышал постепенно нарастающий вой. Я понял, что этот вой производит летящий снаряд…
Верочка. Вдруг раздался оглушительный грохот. Прохожие как-то сжались, кто-то передо мной стремительно бросился на землю, стараясь, как казалось, врасти в неё, найти у неё защиту. «Что это?» — спросила я у мамы. «Обстрел начался, пойдём скорей»…
Моя бабушка Вера Александровна. Со свистом пролетали снаряды. Рвались у Дома Советов и у Нарвских ворот.
Дядя Коля (читает). В Дачном. Спал плохо: тревожила мысль, что можешь быть живым завален в яме. Или придавлен настилом. Успокаивающе подействовал свежий воздух, когда я придвинулся головой совсем к вентиляционной трубе. И вид неба через эту трубу.
Бабушка Вера (брату). Простояли минут двадцать, двинулась дальше. Трамваи не идут. Провода порваны. Видно, что снаряд упал около трамвайной остановки.
Дядя Коля (сестре). Наблюдал воздушный бой над авиагородком. Впервые видел, как немецкие сбрасывали бомбы. Они сбрасывались трижды, где-то над станцией Предпортовая. Была сброшена бомба около плотины графского пруда, находящегося перед нашим домом. Днём непрерывно стреляли зенитки и пушки. В Дачном осталось мало жителей; оставшиеся спешат выкопать укрытия-щели.
Луч, проникший сквозь занавеси, пробегает по ледяному потолку и, превратившись в зайчика, утыкается в дальний угол комнаты, где дверь. Осторожный звук открываемой двери, скрип потревоженного паркета. В слабом свете лучика-зайчика появляется худенькая фигурка подростка. Он замирает, не решаясь ступить далее. Его не заметили.
Да ведь это мой отец, который в Варшаве. Почему он тут? Не понимаю.
Верочка. Я сначала очень боялась обстрелов и бомбёжек. Особенно неприятно действовал воющий звук сирены и гул немецких бомбардировщиков. Жу-у-жу-у-у… Такой сверлящий, угрожающий. Если можно изобразить линией, то выйдет так (показывает рукой волнистую линию). Наш истребитель — звук более высокий (изображает в воздухе пилу).
Дядя Коля снова принимается читать, упрямо склонив голову. А пока он читает, мальчик у дверей как бы оттаивает, смелеет, потихоньку обходит комнату, с любопытством разглядывает книги в шкафах, посуду сквозь буфетные стёкла и прочие диковины.
Дядя Коля. Двадцатое сентября. В понедельник предполагал спокойно собраться и поехать на велосипеде в город. Прошло не более получаса, как начался обстрел, кажется, шрапнелью. Я прилаживал багаж, когда услышал свист, а затем разрыв снаряда и частые удары по листве деревьев и фасадной стенке… Полил сильный и тёплый дождь. По шоссе происходил отход частей Красной армии. Всё оно было забито повозками, танками, автомобилями. У больницы Фореля образовался затор благодаря надолбам, которые уже установили на самом шоссе. На земле валялись трамвайные и телефонные провода. По трамвайным путям двигался поток народа в обоих направлениях. Асфальт покрылся толстым слоем жижи из глины и навоза.
Бабушка Вера. Неспокойно. Слышны снаряды. Тревожно на сердце. Доехала до Московского вокзала. Пошла по Греческому проспекту. Около школы стоят трамваи. Темно, грязь. Только успела завернуть под арку нашего двора, как раздался разрыв, посыпались стёкла. С ужасом думаю о маме и Верочке — живы ли? Взбегаю по лестнице — ещё разрыв. Мама и Верочка стоят в коридоре. Уже часа два — обстрел района.
Верочка. Я довольно скоро привыкла. (Выкарабкивается из-за стола, подбегает к плотно занавешенному окну.) Во время обстрелов спокойно сидела на подоконнике и наблюдала, как на улице девушки МПВО[20] таскают на окровавленных носилках раненых. (Мальчик подходит тоже, вдвоём заглядывают в щёлку между занавесями.) Вот они бегут, сгибаясь под тяжестью своей ноши.
Дядя Коля (читает). Направились в Дачное — забрать вещи. На всех улицах при въезде на Петергофское шоссе устраивались баррикады для уличных боёв. Материалом явились: земля, дерево, песок, плиты лестниц и тротуаров, металл в виде балок, ферм, плит, частей машин. В Дачном у нескольких домов разрушены снарядами крыши, во многих выбиты стёкла… Дверь нашего дома открыта. В коридоре у входа спал красноармеец. Кот сидел в кухне на стуле. Не успели мы пробыть и трёх минут, как начался обстрел. Свистя, пролетали снаряды и рвались вблизи. Слышны были дробные удары по крыше. Приходилось торопиться. Вышли в поле, на которое как раз начали падать снаряды. Отчётливо выделялись чёрные воронки на жнитве. Время от времени раздавался свист, и затем невдалеке поднимался дымок упавшего снаряда… (Встаёт и тоже приближается к окну.) Вечером наблюдал северное сияние. С самой высокой точки неба спускались, как по куполу, светлые полосы, напоминающие прожекторные лучи. В некоторых местах эти полосы были окрашены в фиолетовый и близкие к нему цвета.
Они втроём как тени у плотной оконной занавеси. Лишь в узкую щёлку просачивается лучик-зайчик, творящий на потолке маленькое северное сияние. И тусклая лампочка мерцает под абажуром. То ли от неё, то ли вместе с лучиком из-за шторы входит звук, поначалу неясный: дальний самолётный гул или струнные с духовыми…
Бабушка Вера. Обстрел был очень сильный. Попало в дом по Виленскому переулку, в дом на Восьмой Советской (сосед нашего) и в дом двенадцать по Греческому проспекту.
Дядя Коля. Но жажда жизни, желание забыть все тяготы и волнения пробиваются всюду, где только возможно. Ничто не обладает такой силой воздействия на человека, как музыка. Именно она нужна сейчас больше, чем когда-либо.
Бабушка Вера. У нас холодно. Вылетели стёкла в первых рамах во всех окнах.
Дядя Коля. Слушание музыки для многих стало потребностью…
Бабушка Вера. Нашли осколки снаряда в комнате. Один осколок попал так, что отлетела ножка у столика. Другой пробил насквозь буфет, ведро и застрял в рукомойнике.