– Мы жили неподалеку от «Хэрродс». В квартире. Мама водила меня туда смотреть на всякие красивые вещи.

– Повезло тебе. Я на свою зарплату медсестры не могу себе позволить даже посмотреть.

– У них бывают хорошие скидки, – авторитетно сказала я. – В период распродаж. – Я погладила «ящерку». – Вот, мне мама там купила. Считай, даром. Как жемчуг для ныряльщика.

– Жемчуг для ныряльщика?

– Пятерку отдала. Ну, это у кокни такая присказка.

Женщина засмеялась и бросила взгляд на «ящерку».

– Очень милая вещица. Выгодная покупка. Кстати, меня зовут Шан.

– Шан? – Прозвучало как «шарн», и я почему-то подумала о зеленых холмах и белых ягнятах. – Красивое.

– Все почему-то думают, что это ирландское имя, но на самом деле валлийское. А тебя как зовут?

– Солас.

– Солас? Вот это действительно красиво. Откуда оно?

– Меня мама так назвала. У нее был сыночек. Дэнни-бой. Но он трагически погиб. Попал под грузовик, когда ему было пять лет. Вскоре я родилась, и мама сказала, что это единственное, что у нее осталось после того, как она все потеряла. Даже надежду.

Шан вздохнула.

– Какая печальная история. Очень печальная.

Мы миновали болотисто-зеленые поля, над которыми с одной стороны зависали сбившиеся в кучку облака, а дальше простиралось темное фиолетово-синее небо. Шан опустила ногу на педаль, и машина взбрыкнула, как скаковая лошадь, которую только что вывели из стойла. Мы проехали мимо дорожного знака с нарисованной старомодной камерой, и Шан резко затормозила. Автомобиль рыгнул и снизил скорость.

– Йо-хо-хо, – пропела она. – Вечно забываю про эти камеры. Не смейся надо мной, Солас. Я самая нетерпеливая медсестра в мире. Мои пациенты хватаются за сердце, когда видят, как я гоняю с тележкой с лекарствами. Слава богу, никто не умер.

Я засмеялась, представляя себе гладкие белые полы больницы, по которым носится Шан, перепрыгивая через чьи-то тапочки.

Вскоре мы наткнулись на другой знак: