35. Город-призрак

Я оглядела кладбище, где он меня оставил. Вокруг высокие деревья, и странный косой свет пробивался сквозь облака, как бывает перед грозой. Ветер бередил листья, и казалось, там бродят печальные призраки. «Пожалуйста, не надо больше никакого грома», – взмолилась я. Стоял июнь, и день длился долго после захода солнца. Но могилы выступали черными куполами и крестами, и было слышно, как каркают вороны над мертвыми телами. Я присела на скамейку. Расчесала парик.

Потом я вспомнила про деньги Фила, спрятанные в потайном кармашке, и про свое обещание отдать их церкви, потому что в нем живет Бог. Я обошла здание, отыскала дверь и попробовала открыть, но она оказалась заперта.

Я дергала ручку взад-вперед, все без толку.

При виде этой запертой двери у меня перед глазами ожили картинки.

Я мысленно представила себе скамейки, запах старого камня, и тишину, и ощущение безопасности, если вдруг налетит гроза. И что мне делать теперь?

Снова начал накрапывать дождь.

Мне всегда нравился дождь, но с париком многое изменилось. Солас создана исключительно для солнечной погоды.

Я вышла с кладбищенского двора и побрела по главной улице – длинной, с модными пабами и отелями. Но странное дело, пустынной. Черно-белая собака, щелкая аккуратными лапами, подошла ко мне. У нее были грустные глаза и волнистая шерсть в каплях дождя. Я протянула ей руку. Она обнюхала мои пальцы, лизнула и попыталась запрыгнуть на меня. Лохматая, она пахла костром, и я вспомнила, как мама однажды рассказывала мне об ирландских собаках и о том, что они отличаются от лондонских. В Лондоне собаки бегают на поводках, задирая носы, как истинные аристократы. Ирландские собаки дремлют у порога и ни за что не примут поводок, но стоит подъехать машине, как в них просыпается охотничий инстинкт, и они гоняются за колесами, лают, как будто вместо покрышек там крутятся четыре зайца.

– Эй, собака, – позвала я этого валлийского пса, который показался мне таким же сумасшедшим ирландцем. – Спокойно, сидеть. – Я погладила псину по голове, почесала подбородок, а потом она перевернулась и подставила живот в знак доверия. Я заметила у нее соски, и это означало, что передо мной сука. Я потерла ей живот, и дождь усилился. – Как тебя зовут, девочка? – ласково спросила я. – Может быть, Розабель?

Собака вдруг вскочила, словно услышала беззвучный свист. Она склонила голову набок и убежала. Я посмотрела ей вслед, вздыхая.

Чем не история моей жизни?

Парик намокал, и мне ничего не оставалось, кроме как снять его. Вокруг никого не было, поэтому я спрятала его в «ящерку» и поковыляла по улице на каблуках.

Я прошла мимо паба с настежь открытой дверью. Из всех посетителей там был только усталый старик. Он сгорбился над стойкой бара, как нежить, молча уставившись в свою пинту, как будто в пене шел плаксивый фильм. Морщины покрывали его лицо, отчего оно напоминало смятую бумагу. Бармена не было видно. Я чуть было не зашла внутрь, но вспомнила, что без парика выгляжу несовершеннолетней, а это чревато неприятностями. Как пить дать, загремлю в участок. Поэтому я побрела дальше по тротуару, все больше похожему на плоскую могилу. Босоножки опять повисли капканами на ногах. Впереди нарисовалась автобусная остановка, и я зашла туда и переобулась в кроссовки. Они еще не просохли, но все равно это лучше, чем каблуки. Я огляделась по сторонам. Хоть это укрытие и выглядело как автобусная остановка, не думайте, что там висело расписание автобусов. И про скамейку тоже забудьте. Кусок жвачки, прилепленный к стеклу – это да. Но вот, собственно, и все.