Дрожа и по-детски всхлипывая, Костя мычал что-то ему в ладонь. Потом затих.

Егор снова посадил его на постель и сел с ним рядом.

— Ну, что, испугался, что ли? — И непривычной рукой отцовски коснулся Костиных волос.

— Нет,— сказал Костя.

— Значит, с храбрости завыл? — усмехнулся Егор.— Говори все, как есть, заодно слушать.

— Не любит она меня,— сказал Костя и всхлипнул.

— Кто?

— А Тоська!— сказал Костя.— Нисколько не любит.

— Эко горе! — усмехнулся Егор.— Еще что?

— Ничего больше нет.

Теперь они говорили шепотом. Внимательно разглядывая Костю, Егор проговорил:

— Врешь! Говори все.

— Верное слово,— встрепенулся Костяк — Как есть, ничего больше.

— Подлец! — сказал Егор.— С немцами воевать собрался, а из-за девки слезы льешь?

— Это одно к другому не касается,— вздохнул Костя.

— Не касается? Нет, брат, касается,— Егор повернул к себе Костю.— Ты чей человек?

— Как чей? — не понял Костя.

— А вот так! Ты это-то понимаешь, чей ты сейчас человек?

— Я-то? Здешний,— сказал Костя растерянно.

— Здешний,— усмехнулся Егор.— Нет, милка, врешь! Это был ты здешний, Коротков Коська, а теперь ты человек государственный — боец Красной Армии. Тебе отдается приказ идти бить врага, а ты тут на сеннике валяешься весь в соплях! Какое к тебе может быть доверие? Подлец, подлец! Верно говорят — избаловали вас, сукиных детей, до полного безобразия.— И вдруг опять, размахнувшись, ударил Костю по затылку.