Косте следовало бы отойти, но он не сумел сделать этого, а сказал совсем уж невпопад:

— Ты сейчас поди повоюй!

— И пойду! — загремел Василий Тимофеевич на всю избу так, что молодежь притихла в своем углу.— И пойду! А ты меня не посылай. Ишь, легкий какой. Сказки!..— Он приступил к Косте на шаг.— Я с той сказки руки решился! Тебе, сопляку, свободу добывал. А ты с той сказки двадцать лет горя не нюхал. Ходил, девок по проулкам водил, меха на гармонии рвал!

— Тоже работал, не все гулял,— сказал Костя.

— Нет, это ты полработы работал. А вот сейчас отдавай должок за наши сказки, вот!

Василий Тимофеевич опустился на свой стул и, тяжело дыша, стал смотреть в сторону от Кости.

— Эх, пустой шум! — сказал Костя и, еще не отойдя от стола, рванул гармонь.

Хозяин, дотоле молчавший, сказал ему:

— Некрасиво себя ставишь, Константин!

Костя сразу сник от этого тихого и ровного голоса.

— Сдвинь меха,— помолчав немного, сказал ему Егор.— Отойди к сторонке. Тут народ постарше тебя говорит. А от тебя пока один шум и глупость. Пойди вон около девчат объяснись, соври там чего-нибудь, сгеройствуй, они любят.— И повернулся к Косте спиной, готовый продолжать беседу.

Костя отошел к молодежи. Там танцевали пятую фигуру кадрили, начав без него. Его симпатия — Тоська Ушакова, шикарная, балованная девица — даже не взглянула на него, кружась перед самыми его глазами. Костя присел около туалета и стал глядеть на нее с тоской и ревностью, стремясь сохранить на губах улыбку.

Меж тем за столом продолжали беседу.

— Да,— сказал один из гостей.— Оружие многое решает. Техника... Тоже в городе видел я раненого. Конечно, без ноги остался. У него, говорит, этой техники нет числа. Уж не знаю там, огнем ли, как ли, а только, говорит, давит. Выходит, человеку против этой техники как бы ни к чему...

— Неверно,— сказал негромким своим голосом хозяин и налил всем по рюмке.

— Уж не знаю,— сказал гость.— Так говорят.

— А кто же эту технику делает? Тот же человек,— сказал Егор.

— Да, это так,— согласился гость.— А только, говорят, в сражении не устоять.

— И в сражении то же самое,— опять не согласился Егор.— Машины не сами ходят, и пушки не сами стреляют, а все люди.

— Это так,— опять согласился гость, больше уж не возражая ничего.