– Прозвище помнишь? Ты придумал ей прозвище.

Ухмылка медленно сползла с его лица, ей на смену пришло выражение крайней усталости.

– Двадцать лет прошло, – сказал он. – Откуда мне помнить?

– Зато я помню.

– Про сестру, с которой у тебя нет ничего общего? – В уголках рта у него скапливалась слюна. – Одним воспоминанием живу. Ты, в том лесу…

– Вот тебе новое. Ты два десятка лет провел в тюряге. Сумки нет. Да даже леса того, наверное, нет.

– Стоит на месте. – Бейтмен кивнул. – Я вернулся. Огляделся. – Он снова ухмыльнулся, брызнув слюной. – Про сумку в газетах не было. Вообще ничего…

– Я выбросил ее в ручей.

– Не верю. – Он покачал головой.

– Почему? Почему не веришь?

– Не выбросил, потому что слишком меня боялся. И сейчас боишься.

– Тебя все боятся. В тюряге что, зеркал не было?

– Я был там знаменитостью. – Бейтмен выпрямился на стуле. – Мало кому удается сожрать пулю и выжить.

– Ну, если когда-нибудь захочешь съездить за добавкой… – Я ощутил презрение к самому себе. Сижу здесь и разговариваю. И с кем? С ним! Опускаюсь до его уровня. – В общем, поговорим еще через двадцать лет.

Я встал у стойки бара и уперся в нее ладонями. Да я скорее сам отнесу те фотографии Паррсу, чем еще раз встречусь с Бейтменом. Я отнял руки от стойки, на ней остались два влажных отпечатка. Шан коснулась моей руки, я поднял голову.

– Все хорошо?

Я кивнул.

– Посидишь еще? – спросила она с улыбкой.

Я снова кивнул. Глаза увлажнились.

Она нахмурилась и поглядела мне за спину.