Вспомнилась наша последняя ночь. Мы не решались обсудить мои возобновившиеся проблемы со сном. Ночные кошмары, из-за которых утром я просыпался измученным, а Шан в страхе караулила меня всю ночь. Я начал проводить с ней меньше времени, старался не ночевать дома, придумывал жалкие отговорки, почему не могу заехать за ней после смены или провести с ней выходной. Так продолжалось несколько недель, и наконец она приехала ко мне домой с большой сумкой продуктов и с улыбкой на лице. Поцеловала меня в щеку и как ни в чем не бывало прошла в дом. Тогда я понял, как много я значу для нее. И как много она значит для меня. Мы провели вечер, как в прежние времена: она рассказывала про смешные случаи на своей работе, я – про тревожные на своей. Допив бутылку вина, мы отправились в постель.
В ту ночь мне снилось, как семья из четырех человек поехала на машине в незнакомый дом где-то далеко за городом. Там были ужасный тощий человек и женщина с перерезанным горлом.
От звука выстрела я проснулся.
Я лежал на полу у кровати. Шан гладила меня по голове и тихонько повторяла, что все будет хорошо. В комнате царил хаос. Сначала я подумал, что произошло землетрясение. Потом увидел свои руки: обломанные ногти, порезы, синяки. Я с трудом встал, огляделся. Шторы сорваны, абажур разбит. В окне трещина.
Я пошел в ванную.
Отражение в зеркале искривлялось и плыло. Почувствовав, что меня сейчас стошнит, я поднял крышку унитаза. Внутри плавали окровавленные салфетки. Шан убиралась в спальне. Увидев меня, она улыбнулась. Волосы у нее были распущены. Обычно она собирала их в хвост.
Некстати включилось мышление детектива. Я спросил ее, что с ней, но она попыталась меня обойти. Я подступил ближе, она отшагнула. Я припер ее к стене, убрал с лица волосы. Увидел пластырь, закрывающий то ли синяк, то ли порез.
Отшатнулся. В ушах зазвенело.
– Это я сделал?
– Ничего…
Меня замутило. Я вышел в коридор, оделся, открыл дверь.
– Эйд, – сказала она. – Эйдан…
– Уйди до того, как я вернусь, – сказал я, не оборачиваясь.
Я не сразу пришел в себя. Телефон уже почти доехал до края стола. Я ответил.
– Эйд, – сказала она. – Эйдан…
– Шан.
– Он снова здесь. Человек, который про тебя спрашивал.
7
У моей сестренки было пухлое личико, не по-детски печальные голубые глаза и сосредоточенная гримаска маленького мыслителя. Одно из моих первых детских воспоминаний – как я грею ладошки об ее лобик, всегда горячий от раздумий и чувств. Слишком интенсивных для пятилетней девочки. Позже я понял, что она была тревожным и болезненным ребенком. Она недоедала и так боялась матери, что болела от страха. Для меня же она была просто сестренкой, а наша жизнь – обычной жизнью.
Я узнавал о ней больше по реакции других людей. Дети в новых школах смеялись над тем, что она донашивает одежду брата. Взрослые обеспокоенно опускались перед ней на корточки и тихо спрашивали меня, достаточно ли она спит. У нее были синяки под глазами. Если вопросов становилось слишком много, мы переставали ходить в школу. Переезжали посреди ночи, вещи перевозили в мешках для мусора. Жили у друзей или у друзей друзей. Иногда у незнакомых людей.