— Ты считаешь, Хольтц виновен в подделке официальных документов?
— Я вчера вечером заехал к Леоноре. Отдал ей пленку, на которой записан мой разговор с Розенкрантцем, и рассказал ей то, что сейчас тебе. Она считает, можно возбудить дело. В любом случае собирается поставить об этом в известность прокурора штата.
Бетти предложила Мудроу позавтракать. Этим утром она собиралась пойти на похороны Инэ Алмейды, побаивалась этого испытания и хотела провести хотя бы несколько минут наедине со своим другом перед тем, как он заснет. Бетти положила на сковородку масло и начала разбивать яйца в чашечку, несмотря на слабые протесты Мудроу.
— Стенли, — спросила она, когда яичница уже шипела на сковороде, — как ты думаешь, тебе действительно удастся найти людей, которые несут ответственность за все, что произошло?
Мудроу с удивлением взглянул на нее.
— Конечно, я найду их, а ты как думала? Послушай, Бетти, такого рода работа всегда полна разочарований. Надо быть к этому готовым, но ты не должен идти по следу с ощущением, что все бесполезно и ничего нельзя найти. Иначе можно сойти с ума.
— Не уходи от ответа на мой вопрос, — настаивала Бетти, и ее голос становился все более твердым. — Я хочу знать, поймаешь ли ты их?
— Почему ты меня об этом спрашиваешь?
Мудроу был искренне удивлен, и Бетти, почувствовав это, поняла, что ей необходимо рассказать ему о своих переживаниях.
— С тех пор как все произошло, — начала она, — я только и думаю, что о подлецах, которые это запланировали. Мне бы хотелось оказаться на месте Пола Данлепа и застрелить этих трех братьев. Черт возьми, иногда даже хочется, чтобы они были живы, потому что тогда я знала бы, на ком сосредоточить свою ненависть. Да, Стенли, именно это я чувствую. Самую обычную ненависть. Как только закрываю глаза, передо мной отчетливо возникает эта сцена — словно в кино. И в уме постоянно прокручивается то, что случилось. Только Данлепа там нет. Я стою около микроавтобуса, я спускаю курок, и я их убиваю. И от этого мне становится легче.
В то время когда Бетти Халука ехала на похороны Инэ Алмейды, а, Стенли Мудроу натягивал на голову простыню, чтобы поскорее уснуть, Марек Ножовски и Уильям Хольтц обсуждали будущее «Джексон Армз». Мартина Бленкса на встречу не пригласили по той причине, что именно его персона была в центре обсуждения.
— Знаешь, Марек, — заметил Хольтц, — должен признаться, мне никогда не нравился Мартин Бленкс. Слишком уж он высокого о себе мнения и всегда делает вид, будто знает больше тебя. В этом, правда, нет ничего удивительного. Я довольно много занимался уголовным правом, и мне не приходилось встречать достаточно крупного преступника, который бы не объяснял мне, как нужно вести его дело.
— Важно не то, что он преступник, — возразил Ножовски. — Важно то, что он ирландец. Ну да, конечно, ирландцы белее белых, но их проклятье — это религиозный фанатизм, а также отношения с англичанами. Кроме церкви и англичан, ирландцы ни к чему не в состоянии относиться всерьез.
Хольтц улыбнулся.
— Ирландцы, — заметил он, — тупы и упрямы. Они всегда были такими, потому что всю свою жизнь только и делали, что возились в земле, выращивали картофель. Они заменяют поэзию литературным анализом, и для меня это доказательство их предрасположенности к коррупции.
Ножовски засмеялся. Хольтц достал из маленького холодильника бутылку «Моэ э Шато Брю», стоящую сравнительно недорого (по стандартам Уильяма Хольтца), французское шампанское, которое он считал вполне соответствующим встрече такого рода.
— Предлагаю выпить за твой успех, — сказал юрист, наполняя бокалы. Он заметил гримасу Марека, но держал свой бокал поднятым, пока тот не взял свой. — Ну, ладно, выпей хотя бы за меня.
Ножовски сделал глоток.
— Неплохое вино, — заметил он. — Однако я что-то не вижу повода для праздника. Нам вот-вот дадут под зад.
— Я не хотел тебе об этом говорить, — мягко заметил Хольтц, — чтобы ты не строил иллюзий раньше времени, но сегодня утром, незадолго до твоего приезда, мне позвонил Моу Гребнитц. Кажется, ты его знаешь. Он скупает собственность в отдаленных районах Нью-Йорка. И наши домики на Холмах Джексона привлекли его внимание. Он предлагает за них девятнадцать миллионов. Он также согласен заплатить по счету, довольно большому, который лично я собираюсь предъявить за свои услуги. У тебя будет прибыль порядка трех миллионов.