Свадебное путешествие началось с Бленхеймского дворца и посещения могилы лорда Рандольфа на кладбище Блэдон. Затем молодожены отправились на континент, отдохнув на побережье Лаго-Маджоре и посетив Венецию. Описывая матери времяпрепровождение в медовом месяце, Черчилль говорил, что «мы бездельничаем и занимаемся любовью», иронично добавляя, что последнее является «хорошим и серьезным занятием, чему в истории есть множество примеров»{94}. Вернувшись в Лондон, первые несколько месяцев они жили в холостяцкой квартире, которую арендовал Черчилль на Болтон-стрит, 12. Весной 1909 года они переехали в дом 33 на Экклстон-сквер, где будут жить вплоть до мая 1918 года.
В мае 1909 года в семье Черчиллей произошло пополнение. Вновь первым отличились Джек и Гвенделин: у них родился мальчик – Джон Джордж (1909–1992). Черчилль поэтично описывал появление своего племянника на свет: «Еще одна душа, избавившись от покоя или волнения бездны мира духов, выползла робко на хилый плот сознания и чувств, на котором будет дрейфовать некоторое время». Не исключено, что поэтический настрой был обусловлен ожиданием скорого появления собственного чада. Беспокоясь, как его «дорогая птичка» перенесет первые роды, он подбадривал ее, замечая, что «все мы жертвы обстоятельств, без боли нет веселья, и после слабости приходит новая сила». Все пройдет удачно. Клементина разрешится от бремени 11 июля девочкой. Малютку назовут Дианой. «Я размышляю иногда, кем она вырастет, будет ли она счастлива или окажется втянутой в водоворот хаоса?» – спрашивал себя Черчилль. Он считал, что его дочь «должна обладать редкими качествами ума и тела», правда, признавая при этом, что подобные качества «не всегда способны принести счастье и мир». Прирожденный оптимист, он все-таки верил, что «ее жизнь пройдет под яркой звездой»{95}. Он ошибался. Любой родитель, который хоронит своих детей, несет на своей судьбе печать трагедии. И чета Черчиллей относится к их числу.
В конце мая 1911 года у Черчилля появится наследник. Назвав его в честь деда – Рандольфом, наш герой будет возлагать на него большие надежды, основная часть которых не оправдается. Рандольф ненадолго переживет своего отца, скончавшись в 1968 году через неделю после своего 57-го дня рождения. В конце 1911 года Клементина забеременела в третий раз, однако через несколько месяцев у нее произошел выкидыш, потребовавший длительного восстановления физических и душевных сил. Третий ребенок – девочка Сара – родится в октябре 1914-го, после начала Первой мировой войны. Впоследствии она станет актрисой, а самой известной ее работой будет фильм 1951 года «Королевская свадьба» с Фредом Астером (1899–1987) в главной роли. Неудачи в личной жизни, включая неодобрение родителями выбора первых двух супругов, а также появившееся после кончины третьего мужа неумеренное пристрастие к алкоголю окажут тлетворное влияние, не позволив Саре дожить до старости. Она скончается в 1982 году за пару недель до своего 68-го дня рождения.
В 1918 году Клементина забеременеет в пятый раз. Врачи сообщили, что будет девочка. Самое время радоваться, но нет. В мае заканчивалась аренда дома на Экклстон-сквер, денег на приобретение собственного жилья в столице не было, продолжавшаяся четыре года война вселяла страх в настоящем и неуверенность за будущее. В какой-то момент Клементина уступила давлению обстоятельств и предложила Джин Гамильтон (1861–1941) – супруге генерала Йена Гамильтона (1853–1947), с которым дружил Уинстон – удочерить их чадо, которое еще тогда даже не появилось на свет. У Гамильтонов не было детей, и они подумывали о приемном ребенке. Поэтому Джин согласилась. Вскоре Клементина передумала{96}. Малютка – ее назвали Мэриголд – появится на свет 15 ноября, быстро завоевав любовь родителей.
Четверо детей должны недвусмысленно говорить, что у Черчилля был счастливый брак. Отчасти так оно и было. Политик сам говорил, что после того, как он в 1908 году женился, он «жил счастливо». Он называл решение Клементины выйти за него замуж «самым замечательным достижением» в своей жизни. С его слов, жена «оказала благотворное и успокаивающее влияние».
Хотя подобные признания имеют явно идеализированный характер, в целом появление Клементины сказалось на нашем герое благотворно. Она была достаточно образована (по специальности – французский, немецкий, биология) и умна, чтобы своевременно помогать ценными советами; достаточно уверенна в себе и сильна, чтобы спорить и добиваться своего; достаточно проницательна и эмпатична, чтобы хорошо понимать и уживаться с непростым нравом супруга. Она знала, когда проявить заботу, когда поддержать, а когда сказать: «Стоп!», защитив своего деятельного и энергичного мужа от очередного опасного шага. Она принесла в его подвижный и беспокойный внутренний мир гармонию, став для него очагом стабильности и зоной комфорта, где его всегда ждут и понимают. Она стала его талисманом и ангелом хранителем, защищая, оберегая и спасая, иногда даже в прямом смысле, как, например, на вокзале в Бристоле в ноябре 1909 года. Когда Черчилль вышел из поезда, одна из суфражисток подскочила к нему и замахнулась, чтобы ударить плеткой по лицу. Он схватил ее за руки, после чего нападавшая стала толкать ненавистного министра к краю платформы. В этот момент поезд тронулся, еще мгновение и политик потерял бы равновесие и упал с перрона. Черчилля спасла успевшая подбежать к нему Клементина, которая схватила его за фалды пальто и резко оттащила назад.
Для Клементины отношения с Черчиллем были интересными, насыщенными, живыми, наполненными любовью, но не лишенными трудностей. Во-первых, она не разделяла многих его хобби, которые были сопряжены с опасностью, как, например, увлечение пилотированием. Во-вторых, приученная к скромному образу жизни и умеющая рачительно распоряжаться ограниченными средствами, она всегда возмущалась фривольным отношением супруга к деньгам, который считал, что самое лучшее средство борьбы с нехваткой средств – увеличение доходов, но ни в коем случае не сокращение расходов. В-третьих, как и любой великий человек, Черчилль был слишком сосредоточен на себе, чтобы замечать проблемы, переживания и потребности других. «Он всегда требовал, чтобы я была рядом, и сразу же забывал о моем существовании», – шутила Клементина{97}. Он всегда был чем-то занят, о чем-то думал, куда-то стремился, к чему-то готовился, с кем-то спорил, что-то решал, изучал, предлагал. Если бы дух действия материализовался, он был бы похож по своей энергетике, порывистости и напористости на Черчилля.
При этом, несмотря на свой эгоизм, Черчилль искренне любил и даже боготворил супругу. Он называл ее «скалой комфорта» и «самым драгоценным» элементом своей жизни. «Наивысшее наслаждение чувствовать абсолютную [выделено в оригинале. – Д. М.] уверенность в твоей любви», – признался он в январе 1913 года и потом добавил: «Дражайшая Клемми-кошка, я очень счастлив, что ты меня любишь, очень счастлив находиться в твоих объятиях». Для понимания его отношения к супруге достаточно прочитать их письма друг другу, собранные и опубликованные их дочерью. В них Черчилль предстает в неожиданном образе – заботливого, нежного, самокритичного, ласкового, ранимого мужчины, делящегося обо всем, что его беспокоит, с человеком, которого любит, которому доверяет и о котором всегда скучает. Судите сами: «Моя драгоценная и любимая Клемми, – писал он в первую годовщину их свадьбы. – Я жажду еще больше проникнуть в твое сердце и еще больше раствориться в твоих объятиях. Я чувствую себя безопасно рядом с тобой. Ты настолько ласкова и заботлива по отношению ко мне, что я даже не в состоянии выразить свою благодарность твоей несравненной красоте». «Моя дорогая, – писал он через десять лет их совместной жизни. – Десять лет назад ты – белая кошечка – появилась в моей жизни. Безусловно, это было самое счастливое время. Я надеюсь и молюсь, что, оглядываясь назад, ты не испытываешь сожаления. Не могу выразить словами, насколько я благодарен тебе за все, что ты дала мне»{98}.
При наличии такой переписки, а также множества сохранившихся свидетельств, подтверждающих крепость чувств четы Черчиллей, вопрос о возможных изменах кажется глупым и неактуальным. Тем не менее страсть к сенсациям и необъяснимое удовлетворение от поиска пятен на солнце, которые испытывают некоторые люди, приводят к их регулярному появлению. Известно, что Клементине предлагали завести любовника, чтобы облегчить и ускорить карьерный рост ее мужа. Разумеется, она с возмущением отказалась. В отношении Черчилля в начале их совместной жизни у Клементины зародились сомнения в его верности, и она даже озвучила их своему благоверному. Сначала он пришел в замешательство, после чего заметил, что эти «абсолютно дикие подозрения оскорбляют всю любовь и верность, которую я испытываю по отношению к тебе и буду испытывать до тех пор, пока дышу». По его мнению, эти подозрения «недостойны ни тебя, ни меня»{99}.
В 2018 году в ряде британских изданий появилась информация о том, что у Черчилля все-таки была любовная связь – с Дорис Кастлросс (1900–1942) в период с 1933 по 1937 год. Утверждается, что роман развивался во время отдыха политика на Ривьере, на вилле
Ни один из приведенных аргументов не позволяет достоверно утверждать, что роман, действительно, имел место. В этих фактах все выглядит странно. Например, вилла
Подводя итог, версия романа Черчилля с Кастлросс выглядит неубедительной. Для всех желающих найти действительно интересные и захватывающие подробности его биографии лучше обратиться не к личной жизни политика, а к другим сферам его деятельности. Тем более что в 1911 году в его карьере наметились серьезные изменения, которые выведут его на новые рубежи.
Глава вторая. Государственный деятель. 1911–1929
Первый лорд Адмиралтейства
Когда заходит речь о таких личностях, как Уинстон Черчилль, наблюдая за их выдающимися достижениями, невольно забываешь, что, несмотря на всю мощь их персоны, они действовали не одни – их окружали люди, которые претворяли их планы в жизнь, которые делились профессиональными знаниями и оперативной информацией, которые брали на себя решение частных вопросов, которые поддерживали в трудную минуту и предостерегали от опасных шагов в моменты ошибок. Учитывая непродолжительное пребывание Черчилля на первых постах, а также соответствие предлагаемых им законопроектов общему фарватеру изменений, проводимых Либеральной партией, и поддержке ключевыми фигурами в правительстве, этот фактор оказывал несущественное влияние и его можно оставить в стороне. Но с приходом Черчилля в Адмиралтейство описание его деятельности без учета взаимодействия с другими лицами создает искаженную картину.
Основу государственного управления в Великобритании составляет симбиоз между политическим и профессиональным сообществами. Первые представлены в лице членов парламента и руководителей ведомств, вторые – сотрудниками гражданской службы (чиновниками) и военными, которые подчиняются соответствующим постоянным заместителям министров. Эпитет «постоянный» означает, что назначение и снятие с поста этого должностного лица обычно не связано со сменой правительства и прихода нового министра. В случае с Адмиралтейством роль постоянного заместителя исполнял первый морской лорд, который фактически являлся главным технологом, идеологом и моряком Королевского ВМФ, и, хотя он формально подчинялся гражданскому министру (первому лорду Адмиралтейства), учитывая технические и профессиональные сложности большинства решаемых вопросов, его полномочия и свобода действий были значительны. У министра/первого лорда были и другие профессиональные заместители – второй, третий и четвертый морские лорды, которые вместе с гражданским лордом образовывали коллегиальный орган управления – Совет Адмиралтейства.
К моменту прихода Черчилля в Адмиралтейство должность первого морского лорда занимал адмирал флота сэр Артур Уилсон (1842–1921). За свою фанатичную преданность делу, отсутствие амбиций и нелюбовь к внешним атрибутам власти, а также суровость характера и немногословность его называли «Старый Арт», а иногда просто – «Буксир». Он пользовался уважением на флоте, но в Адмиралтействе у него было мало сторонников. Те качества, которые помогли ему подняться по карьерной лестнице, в министерстве превратились в балласт и помеху. Даже Фишер признавал, что на суше от неповоротливого и упрямого «Буксира» мало толку. Черчиллю хватило пары бесед с адмиралом, чтобы понять невосприимчивость его правой руки к новому, а также осознать тот простой факт, что устаревший взгляд «Старого Арта» на многие важные вопросы не позволит сформировать продуктивный тандем. Уилсон был отправлен в отставку уже через месяц. Одно время Черчилль подумывал вернуть на службу Фишера. Но в 1911 году он на этот шаг не решился. На место Уилсона пришел адмирал сэр Фрэнсис Бриджмен (1848–1929), до этого командовавший Флотом метрополии. Проработав с ним вместе год, Черчилль понял, что и этот флотоводец ему не подходит. Не без проблем, вызванных возмущением в парламенте и попыткой консерваторов использовать Бриджмена для удара по первому лорду, в результате чего даже пришлось эскалировать вопрос на уровень короля, адмирал был снят с занимаемой должности. Первым морским лордом 9 декабря 1912 года был назначен адмирал принц Луис Баттенберг (1854–1921), который войдет в историю Англии скорее не своими успехами на флоте, а достижениями своих потомков. За три месяца до его кончины на греческом острове Корфу на свет появится его внук – Филипп (ум. 2021), который в 1947 году свяжет себя узами брака с принцессой Лилибет – будущей королевой Елизаветой II (род. 1926).
Одновременно с заменой первого морского лорда Черчилль также обновил состав Совета Адмиралтейства и изменил существующие правила: если раньше начальники департаментов эскалировали проблемы исключительно на уровень курирующих их морских лордов, то теперь у них появилась возможность прямого общения с министром. В целом подход Черчилля был направлен на замыкание на себе основных информационных потоков и получение максимальных полномочий для принятия решений. Подобная практика вызвала критические замечания со стороны парламента. Одни депутаты утверждали, что «сосредоточение власти в руках отдельных членов или тем более отдельного члена Совета противоречит традициям управления военно-морским флотом», другие, констатируя, что управление Советом «очень запутано», призывали «вернуться к коллективной ответственности». Словно щитом, Черчилль отбивался от этих нападок и предложений отсылкой к принципу соответствия ответственности и полномочий, прекрасно сформулированному Уильямом Питтом-старшим (1708–1778): «Оставаясь ответственным, я должен управлять и не стану нести ответственность ни за что, чем не управляю»{100}.
Со стороны самих флотоводцев также не встретила поддержки манера Черчилля вмешиваться в различные вопросы, выходившие за рамки его компетенций. «Его фатальной ошибкой, – считал командующий Флотом метрополии вице-адмирал Джон Джеллико (1859–1935), – была неспособность понять всю свою ограниченность и безграмотность, как гражданского лица, в военно-морских вопросах». При этом политик не просто подключался к решению чисто технических задач, но и неизменно настаивал на своем мнении. А последнее он делать умел. Однажды в момент острой дискуссии с главой разведывательного управления адмиралом Реджинальдом Холлом (1870–1943) он заметил, что его собеседник что-то бубнит себе под нос. Черчилль прервал свою речь и уточнил, что происходит. «Я повторяю, что меня зовут Холл, поскольку если я и дальше буду вас слушать, я поверю, что мое имя Браун», – ответил адмирал{101}. Черчиллю и дальше придется регулярно вступать в противоборство с экспертами, иногда добиваясь своего, иногда терпя поражение, иногда предлагая свежие и здравые идеи, иногда толкая всех на скользкий путь катастрофы.
Введение новых правил и новых лиц не было самоцелью. Черчилль стремился создать податливую и отвечающую его требованиям машину управления, которая позволила бы ему реализовать задуманное. А в отличие от предыдущих возглавляемых им ведомств на этот раз планы у него были масштабные и, как обычно, направлены на конкретный результат. Последнее обстоятельство особенно прельщало его в должности первого лорда. «Наконец, я теперь могу нести хорошие яйца, вместо того чтобы царапаться, окруженный пылью и кудахтаньем», – комментировал он свое положение{102}.