С выражения недовольства партией он перекинулся на ее лидеров. Когда Черчилль был избран в парламент, Консервативную партию возглавлял 3-й маркиз Солсбери – «премьер-министр с незапамятных времен», как назвал его наш герой. К тому времени патриарх британской политики уже был стар и слаб, а его уход был лишь вопросом времени. Солсбери был активным сторонником непотизма. Про него шутили, что «если спартанская женщина отдавала стране всех своих сыновей, то маркиз Солсбери – всех племянников»{59}. Четыре родственника премьер-министра входили в состав правительства, а один из них – Артур Бальфур – занимал пост лидера Палаты общин и воспринимался всеми как некоронованный преемник. Именно ему в июле 1902 года Солсбери и передал бразды правления Консервативной партией и правительством. Бальфур был другом лорда Рандольфа и хорошо знал Уинстона с детства. Но это не помешало Черчиллю направить стрелы осуждения в его адрес.

Выступления Черчилля против тори совпали с коренными изменениями в национальной политике. Испытывая конкурентное давление со стороны зарубежных производителей, в первую очередь Германии, британское руководство столкнулось с дилеммой – либо продолжить следовать доктрине свободной торговли (фритрейда) и закрыть неконкурентоспособные отрасли промышленности, либо защитить британских производителей тарифами. В мае 1903 года Джозеф Чемберлен, авторитет которого в правительстве уступал лишь влиянию Бальфура, призвал отказаться от фритрейда и перейти к протекционизму. Это было спорное и сложное решение, которое устраивало одних – например, не выдерживающую конкуренции с внешними рынками отрасль тяжелой промышленности – и больно задевало других – живущих за счет экспорта легкую промышленность и судостроение. Черчилль представлял Олдхэм – зону беспошлинной торговли и являлся убежденным фритрейдистом. Он считал тарифы злом, которые вместо защиты умирающих отраслей приведут к падению инициативы, увеличению цен, сужению ассортимента товаров, распространению лоббизма и коррупции, а также нарастанию экономической и внешнеполитической напряженности. Черчилль активно вступил в борьбу против протекционизма, объясняя на различных площадках его недостатки и пугая негативными последствиями, которые тяжким бременем лягут на плечи населения. В дальнейшем он объединит свои наиболее значимые речи этого периода в отдельный сборник «За свободную торговлю», который выйдет в марте 1906 года.

Черчилль рассчитывал, что Бальфур остановит протекционный порыв Чемберлена, но осторожный и хитрый лис призвал не торопиться и прежде чем принимать какие-либо решения, все тщательно взвесить и обдумать. Черчилль не внял наставлениям старшего товарища и обрушился на предложения Чемберлена, как только они были представлены в парламенте в конце мая 1903 года. Он был уверен, что переход к протекционизму приведет к расколу тори: «Старая Консервативная партия со своими религиозными ценностями и конституционными принципами исчезнет, а на ее месте появится новая партия, наподобие Республиканской партии США – богатая, материалистическая, светская, сосредоточенная лишь на тарифах и заполнившая кулуары зазывалами от отраслей, которые нужно защитить».

Примечательно, что в своей критике протекционизма Черчилль коснулся судьбы Консервативной партии. Нападки на родную партию и ее руководство являлись выражением бунтарских наклонностей, но в этот раз за ними стояло нечто большее. С этого момента между ним и тори начинает расширяться пропасть, вынудив его уже в октябре 1903 года написать Хью Сесилу, что он «ненавидит партию тори, ее людей, ее слова, ее методы». Консерваторы платили взаимностью, подвергая зарвавшегося члена остракизму. Показательным стало заседание Палаты общин 29 марта 1904 года. Когда Черчилль начал выступать с очередным осуждением тарифной политики, Бальфур, а с ним и большая часть консерваторов покинули помещение. Впоследствии журналист Альфред Гардинер (1865–1946) назовет это «высшей честью, которая может быть оказана парламентскому оратору», «такое ощущение, что противник покинул поле боя, едва Черчилль появился на нем». Но сам Черчилль воспринял эту «отталкивающую и сбивающую с толку демонстрацию» иначе. «Я бы предпочел, чтобы меня грубо прервали или даже высмеяли», – признался он Сесилу, добавив, что ему пришлось приложить немало усилий, чтобы собраться и выступить перед пустыми скамьями правительственной части, адресуя свою речь членам Либеральной партии. Последние встретили его выступление бурными овациями. Именно с ними и будет связано будущее поднявшего восстание политика{60}.

Официально развод с консерваторами был оформлен в последний майский день 1904 года. Отныне Черчилль расположился в стане либералов, заняв то же место, которое использовал его отец во время нахождения в оппозиции. В британской политике смена партии не самое редкое явление, но все равно ренегатство не приветствуется, тем более для таких молодых депутатов, как наш герой. Для большинства оно указывало на неблагонадежность, превалирование частных интересов над партийными ценностями, а также отсутствие истинных убеждений и готовности за них бороться, терпя при этом неизбежные неудобства. Черчилль смотрел на ситуацию иначе. Когда кто-то цитировал его прошлые фразы из консервативного периода, он тут же парировал, что «наговорил много глупостей, находясь в Консервативной партии – поэтому я ушел от них, поскольку не хочу больше говорить глупостей». Учитывая свойственную политике волатильность, объяснял он, каждый государственный деятель рано или поздно встает перед моральным выбором, только «одни меняют взгляды, чтобы не менять партию, другие, наоборот, меняют партию, чтобы не менять взгляды»{61}.

Смена партийной принадлежности была не только вопросом лояльности старшим и готовности следовать принципам. Она указывала на нечто большее. Черчилль стал, возможно, последним крупным британским политиком, который мог позволить себе поставить свою личность выше партийных норм. Он сам признавался в конце 1920-х годов, что никогда «не придавал значения партийной дисциплине и принципу единства партии, не считал нужным послушно жертвовать ради них своим мнением». Возможно, он вообще был последним государственным деятелем одиночкой, который осмелился публично задать риторический вопрос: «Политические организации созданы для людей или люди – для политических организаций». За свою долгую политическую деятельность он дважды менял партию, а в избирательных кампаниях выступал в семи разных обличьях: консерватор, либерал, национал-либерал, независимый антисоциалист, конституционалист, национал-консерватор и юнионист. Не случайно про него говорили, что «Черчилль сам себе партия», что он «отдельная сила, а не партийный инструмент», что контролировать его может только он сам. Не случайно, когда в 1940 году он станет премьер-министром, то возглавит коалиционное правительство, не являясь при этом лидером ни одной из входивших в состав коалиции партий, а когда все-таки возглавит Консервативную партию, будет заявлять, что он «либерал и всегда им был»{62}.

Перейдя в 1904 году в оппозицию, Черчилль усилил огонь критики по своим бывшим коллегам. Он корил руководство тори за то, что «Консервативная партия превращается в марионетку плутократии, в машину для расклейки ценовых ярлыков, в центральное управление трестов, в оплот банковского капитала и монополий, объединившихся для того, чтобы совместными усилиями разграбить Содружество, развратив его верных служителей отвратительным пороком коррупции». Он назвал тори «партией капиталистов и монополистов, сплотившихся в крепкий союз и способствующих процветанию коррупции внутри страны». Он обвинил их в создании условий, когда «еда миллионам достается втридорога, а рабочая сила миллионерам – за бесценок». Отдельно он прошелся по их лидеру – Бальфуру. «В каком состоянии он оставил нашу экономику? – спрашивал Черчилль и сам же давал не внушающий оптимизма ответ. – Вся собственность давным-давно заложена и перезаложена, баланс банковских счетов в минусе, ежегодные поборы неимоверно раздуты, государственный бюджет весьма ограничен». Он сравнил смену правительства с «ликвидацией неплатежеспособного предприятия, которым управляли с помощью довольно сомнительных и, прямо скажем, непрозрачных методов и которое в конце концов довели до плачевного состояния»{63}.

Черчилль и дальше будет нападать на премьер-министров – Макдональда, Болдуина, Чемберлена. Но в тот момент его инвективы вызывали у власть имущих недовольство. Даже король во время одной из бесед строго отчитал его на этот счет и посоветовал умерить пыл. Но Черчилль говорил не для короля и аристократии, которые воспринимали его как предателя своего класса. Он говорил для новых коллег из Либеральной партии, а также среднего класса, пытаясь завоевать у них популярность. В этом наш герой значительно преуспел, что и неудивительно. Он нашел правильные болевые точки и искусно их описал. Его обвинения в коррупции, застое, отсутствии законодательных инициатив, способных улучшить социальные условия простых граждан, и сегодня – спустя больше ста лет после их произнесения – способны вызвать одобрительный отклик. Разве потеряли актуальность эти слова: «Никто сегодня, похоже, не заботится ни о чем, кроме как о деньгах. Ни с чем сегодня не считаются, кроме как с банковскими счетами. Качество, образование, гражданское отличие и общественные добродетели обесцениваются с каждым годом все больше и больше»?{64} Но что стоит за этими ласкающими слух речами? Они указывают на проблему, но не содержат перечня конкретных действий по исправлению ситуации. Они произнесены человеком, который не имеет ни власти что-либо исправить, ни опыта решения подобных задач. Они больше похожи на популистские заявления, чем выдающиеся образцы ораторского мастерства. Чтобы это были не просто слова, их необходимо подкреплять делом, за которое нести персональную ответственность. И в том, и в другом нашему герою пока похвастаться было нечем. Но он не стоял на месте, да и судьба готовила ему новые возможности, которые он не собирался упускать.

В начале декабря 1905 года Бальфур подал в отставку. Пришедшие к власти либералы под руководством Генри Кэмпбелла-Баннермана (1836–1908) объявили всеобщие выборы. Новым избирательным округом, от которого новоиспеченный член Либеральной партии Уинстон Черчилль решил выставить свою кандидатуру, стал Северо-Западный Манчестер. Его оппонентом выступил консерватор Уильям Джойнсон-Хикс (1865–1932), с которым он в дальнейшем будет пять лет работать в правительстве Болдуина. Сейчас Черчилль победил, набрав 5639 голосов против 4398 – у своего оппонента. Новые выборы привели к сокрушительному поражению Консервативной партии, которая сократила свое присутствие в парламенте с 402 до 156 мест. «Не называйте ее партией, расположенной напротив, называйте ее партией в том углу», – саркастически комментировал Черчилль произошедшие в составе парламента изменения{65}.

Для либералов выборы, напротив, прошли успешно, они получили абсолютное большинство – последний раз в своей истории. Руководство решило отметить молодого политика и предложило ему должность финансового секретаря Казначейства (заместителя министров финансов). Но он отказался. Его непосредственным руководителем должен был стать звезда Либеральной партии Герберт Асквит. Черчилль не хотел находиться в его тени. Он жаждал самостоятельности, поэтому попросился на аналогичную позицию в более близкое и понятное ему Министерство по делам колоний. Учитывая, что государственный секретарь по делам колоний – Виктор Брюс 9-й граф Элгин (1849–1917) – заседал в Палате лордов, перед Черчиллем открывались дополнительные возможности представлять ведомство в Палате общин. Официальное назначение на пост заместителя министра состоялось 13 декабря 1905 года. Черчиллю исполнился всего 31 год, а он уже вступил на ступеньку лестницы, ведущей в большую политику.