Первый успех

Двадцатого февраля 1895 года Черчилль в звании второго лейтенанта был зачислен в 4-й гусарский Собственный Ее Величества полк. Если Хэрроу и Сандхёрст были выбором лорда Рандольфа, то место прохождения службы стало исключительно собственным решением нашего героя. Уинстон должен был начать службу в 60-м стрелковом полку, но из-за своей любви к лошадям, а также считая, что в кавалерии быстрее получить повышение, он не только изменил решению отца, но и смог настоять на своем выборе. За свою долгую и активную жизнь британский политик будет служить в восьми полках: 4-м гусарском, 31-м Пенджабском, 35-м сикхском, 21-м уланском, Южноафриканском легком кавалерийском, Оксфордширском гусарском, Гренадерском гвардейском, Королевском шотландских фузилеров. Однако 4-й гусарский все равно останется самым любимым.

Со свойственным ему нетерпением Черчилль прибыл в казармы до официального начала прохождения службы. Однополчане встретили его хорошо. На следующий 1896 год был запланирован перевод полка в Индию. Для амбициозного второго лейтенанта это была не самая приятная новость. Понимая, что на далеком субконтиненте возможностей отличиться будет немного, он решил не терять время и до переезда в Индию заявить о себе. А как еще это можно сделать военному, если не проявить себя на поле битвы? Только с эпохой жаждущему славу субалтерну не повезло. В тот период преобладал мир. И Черчиллю пришлось потрудиться, чтобы найти место боевых действий. Для поиска приключений он решил отправиться на Кубу, раздираемую партизанской войной местных повстанцев и испанских колонизаторов. Учитывая, что Британия не принимала участия в этом конфликте, то при обычных обстоятельствах попасть гусару Ее Величества на Антильскую жемчужину было невозможно. Но Черчилля знали правильные люди, обратившись к которым он получил официальное задание собрать на Кубе информацию о новом типе пуль и ружей. В устройстве его поездки личное участие приняли британский посол в Испании, глава внешнеполитического ведомства и военный министр Испании, а также главнокомандующий британской армией.

Путь на Кубу лежал через США. 9 ноября 1895 года Черчилль прибыл на родину своей матери, в Нью-Йорк, остановившись в доме ее друга Уильяма Бурка Кокрана (1854–1923). Кокран относился к тому типу людей, которые сделали себя сами. Эмигрировав в семнадцатилетнем возрасте из Ирландии и зарабатывая себе на жизнь уроками по французскому, древнегреческому и латинскому языкам, он смог получить образование и стать успешным адвокатом (среди его клиентов были American Tobacco Company, International Steam Company, New York Central Railroad, а также родоначальник «желтой прессы» и издатель The World Джозеф Пулитцер), конгрессменом и выдающимся оратором.

Личность, подобная Кокрану, не могла не произвести на Черчилля впечатление. Своей матери он характеризовал его как «самого интересного человека, которого я когда-либо видел», добавляя при этом, что у него «можно многому научиться». Кокран также смог разглядеть в молодом госте потенциал, отметив «мощь языка и широту взглядов» собеседника. Он с удовольствием согласится передать ему свой опыт по широкому кругу вопросов, став его ментором. Их общение не ограничилось личными беседами. Сохранилась также доверительная переписка, в которой Черчилль делился своими мыслями, замечая, например, что «обязанность правительств в первую очередь быть практичными», а также, что «среди всех талантов самым редким и ценным» является ораторское мастерство. Впоследствии Черчилль будет неоднократно вспоминать Кокрана и воздавать ему должное в своих мемуарах, статьях и речах, процитировав его даже во время знаменитого выступления в Фултоне. На примере ирландца он поймет, как можно дважды менять партийную принадлежность, сохраняя при этом верность своим взглядам. Общение с Кокраном научит его, что в политике, «как и в природе, края и границы всегда стерты и существует лишь немного линий, которые не смазаны» и которые нельзя переступать{19}.

Помимо общения с Кокраном Черчилль также проявил интерес к американскому образу жизни. Он признавал, что Нью-Йорк «полон противоречий и контрастов». Зато ему понравились трамваи, которые он назвал «идеальной системой, одинаково доступной богачам и беднякам». Также его поразило, что развитие трамвайной транспортной системы происходило не на средства, полученные после «конфискации собственности» или «деспотичного налогообложения», а в результате «простой деловой инициативы». В отношении американского общества он считал, что в нем превалирует практичность, которая «ставится во главу угла, заменяя романтику и внешнюю привлекательность». Негативное впечатление на него произвела американская пресса, главным свойством которой он считал «вульгарность». Впоследствии он выразит свое отношение к американским СМИ емким высказыванием: «Америка: туалетная бумага – слишком тонкая, а газеты – слишком толстые»{20}.

Пребывание Черчилля на Кубе было непродолжительным – меньше месяца. Он принял участие в нескольких стычках с кубинцами (сражениями их назвать нельзя), получив боевое крещение в день своего совершеннолетия. В одном из эпизодов пуля пролетела на расстоянии вытянутой руки от нашего героя, убив стоящую рядом лошадь. В другой раз пуля застряла в его соломенной шляпе, которой он укрывал лицо во время сна. «Нет ничего более волнующего, чем когда в тебя стреляют и не попадают», – скажет он через пару лет. Сам Черчилль под пули не лез, но прятаться от них также не стал. Матери он признавался, что в одном из столкновений с партизанами он «оказался в самой опасной части поля боя», где «достаточно наслушался свиста и жужжания пуль». За проявленную смелость испанское правительство наградило молодого искателя приключений медалью Cruz Rosa – Красный крест{21}.

Несмотря на кратковременное пребывание на Кубе, Черчилль увез с острова две привычки, которым сохранит верность до конца своих дней. Первая – курение сигар. Он начал курить еще в школе, однако «гаваны» распробовал лишь на Кубе. В дальнейшем британский политик будет отдавать предпочтение марке Romeo y Julieta. «Куба всегда будет на моих губах», – скажет он во время второго посещения острова, которое состоится спустя полвека после первого визита. Вторая привычка – сиеста. По его мнению, природа не планировала «заставлять человечество работать с восьми утра до полуночи» без отдыха. Достаточно всего полчаса дневного сна для «восстановления жизненных сил». Сам он советовал «не перенапрягать организм» и «в интересах дела или удовольствия, как духовного, так и физического, надвое делить дни и занятия». Один из мифов гласит, что британский политик любил понежиться в постели до полудни. На самом деле Черчилль просыпался обычно в 8 часов утра. Первые часы он, действительно, проводил в постели, читая, диктуя, а иногда и проводя совещания. Ложился он после 2 часов ночи, поддерживая работоспособность дневным сном{22}.

Посещение Кубы также было связано с еще одним важным событием, определившим дальнейшую модель поведения нашего героя. Черчилль стремился занимать активную позицию, заявляя, что «лучше создавать новости, чем принимать их, лучше быть актером, чем критиком». Его поездка не прошла незамеченной. Американские СМИ упражнялись в остроумии и сарказме, задаваясь риторическим вопросом – что делал британский офицер в этом конфликте? Черчиллю подобной популярности было мало, и он нашел еще одно средство приложения своих талантов. Он решил не только принять участие, но и рассказать о пережитых приключениях, называя публикацию статей «лестницей, которая доступна каждому». «Размести хороший материал, – объяснял он, – и со временем люди скажут: мы должны им обладать»{23}. Перед отъездом на Кубу Черчилль заключил договор с Daily Graphic, написав для издания пять статей, которые были встречены более благожелательно, чем его участие в решении испанских колониальных вопросов. Большая часть гонорара – 25 гиней – была потрачена на покупку нескольких книг на аукционе «Сотбис», включая редкое издание нравоучительных басен драматурга Джона Гея (1685–1732).

Так Черчилль сформировал для себя эффективный алгоритм успеха, которым пользовался на протяжении всей жизни: первое – найти увлекательное событие, второе – принять в нем участие, третье – рассказать о произошедшем, поделившись личным опытом, наблюдениями и выводами. Благодаря этому алгоритму одновременно ковалось два звена популярности, которые взаимно усиливали друг друга – действия и описания действия с фиксацией своей роли и своих достижений.

После возвращения на Туманный Альбион Черчилль потратил оставшиеся до отправки в Индию девять месяцев на выход в свет. Другие однополчане проводили время в женском обществе, но он находил девушек «страшными и глупыми», предпочтя использовать выпавшую возможность для прогревания и развития связей, которые перешли ему от родителей. Он общался с будущими премьер-министрами: консерватором Артуром Бальфуром (1848–1930) и либералом Гербертом Генри Асквитом (1852–1928), а также влиятельными банкирами и финансистами, включая Натана Ротшильда (1840–1915), которого нашел «очень интересным и владеющим информацией». Матери он признается, что «очень высоко оценивает встречи с этими умными людьми», диалоги с которыми «значат для меня очень много»{24}.

На тот момент Черчилль уже не испытывал иллюзий относительно военной службы, она продолжала ему нравиться, но свое призвание он видел в другом – в политике. Только для начала политической деятельности, участия в выборах и избрания в парламент ему нужны были деньги. В конце своей жизни лорд Рандольф удачно вложился в южноафриканские рудники, однако после его смерти практически все заработанные средства ушли на оплату долгов. Его сыну пришлось самостоятельно зарабатывать себе на жизнь, а учитывая, что до 1911 года члены Палаты общин занимались законотворческой деятельностью на безвозмездной основе, то прежде, чем думать о политической карьере, сначала необходимо было сколотить состояние, которое позволило бы не только оплатить избирательную кампанию, но и не беспокоиться о хлебе насущном первое время.

Средством достижения намеченной цели стал все тот же алгоритм успеха – найти боевые действия, принять в них участие, написать о них репортаж. Первое время фортуна обходила амбициозного субалтерна стороной. Он попытался договориться с Daily Chronicle, чтобы попасть специальным корреспондентом на остров Крит, где была замечена повышенная активность. Неудачно. Он захотел присоединиться к военной экспедиции генерал-майора Фредерика Каррингтона (1847–1913) в Матабелеленде (Зимбабве). Снова безрезультатно. Он устремил свой взор на военную кампанию в Судане, которая началась весной 1896 года и была призвана подчинить строптивый регион. Опять провал. Даже влиятельные связи не помогали. Военный министр 5-й маркиз Лансдаун (1845–1927) посоветовал леди Рандольф умерить активность ее сына, который начал своей бесцеремонной жаждой отличиться порядком всем надоедать.

После трех неудачных попыток найти себе достойное применение Черчиллю ничего не оставалось, как проследовать вместе с 4-м гусарским полком в Индию, поездку в которую сам он называл «бесполезной и невыгодной ссылкой»{25}. 11 сентября 1896 года на борту пассажирского лайнера Britannia («Британия») он покинул Саутгемптон и отправился в продолжительное плавание в Индию, Бомбей. Вскоре после приезда гусар в Бомбее началась вспышка чумы, в результате которой половина населения покинула порт, а также практически полностью остановилась торговля. Черчилль чумой не заразится, зато его будет ждать в Бомбее другой неприятный сюрприз. Он так спешил сойти на берег, что в процессе высадки вывихнул себе плечо, полученная травма будет беспокоить его в дальнейшем, доставляя впоследствии массу неудобств. Этот инцидент был показателен не только из-за обычной для Черчилля торопливости, но также из-за неприятностей, в которые он часто попадал. Удачливый в серьезных делах – как то боевые действия или политические бури – ему постоянно не везло в мелочах. Купаясь летом 1893 года в Женевском озере, он буквально чудом не утонул. В декабре 1896 года он травмировал себе колено. Через пару месяцев получил сильный ожог лица в результате длительного нахождения на солнце. В марте ушиб руку, неудачно упав с пони. Затем на стрельбищах попал под обстрел, когда ударившаяся о стальную мишень пуля разорвалась и рикошетом отлетела в его сторону, повредив руку.

Несмотря на эти казусы, служба в Индии, которую Черчилль нес в гарнизоне Бангалора, была скучна и однообразна. Уинстон расположился в просторном бело-розовом бунгало с черепичной крышей и глубокими навесами на гипсовых колоннах, которое делил с двумя однополчанами. О быте беспокоиться не приходилось. Об этом думали слуги. Впоследствии Черчилль будет материально помогать одному из них вплоть до его кончины в 1959 году. Основное время занимали занятия верховой ездой. Молодой гусар принял участие в скачках, а также увлекся поло, продолжив активно играть и дальше. Однажды он упал с лошади, которая неудачно встала на дыбы как раз в тот момент, когда он, слезая, перекидывал ногу через ее шею. Одному из друзей он признается, что «еще никогда не испытывал такой боли». Не считая этого падения, увлечение поло прошло для политика без лишних травм и позволило спокойно завершить спортивную карьеру в 1927 году.

Помимо верховой езды Черчилль также увлекся разведением роз и лепидоптерофилией. Наблюдая за бабочками, он лишний раз убеждался, что приспособляемость есть основной закон выживания. «Каким образом расцветка защищает бабочку? – рассуждал он. – Отвратительная на вкус бабочка своей броской расцветкой остерегает птицу, чтобы та ее не съела. Сочная, вкусная бабочка спасается тем, что прикидывается сучком или листиком. Они миллионы лет учились этому, а кто не успевал приспособиться – тех поедали, и они исчезали с лица земли». Также, изучая этих насекомых, он отмечал превратности мироздания. «Святость природы исключительно человеческая идея, – делился он своими соображениями с леди Рандольф. – Подумай о красивой бабочке: двенадцать миллионов перьев на ее крыльях, шестнадцать тысяч фасеток в глазу, а размер с клюв птицы. Давай смеяться над судьбой. Это, должно быть, ее развеселит»{26}.

Вспоминая впоследствии службу в Индии, Черчилль писал: «Так бы принцам жить, как жилось нам». Но на момент пребывания в Бангалоре его отношение к своим военным обязанностям было иным. Возможно, служба, действительно, была необременительна. Но разве спокойствия жаждал выпускник Сандхёрста? «Жизнь здесь просто до отупения скучна и неинтересна, а все наслаждения далеко выходят за рамки норм, принятых в Англии, – жаловался он матери. – На каждом шагу тебя подстерегают множество искушений скатиться до животного состояния»{27}.

С такой деятельной натурой, какая была у Черчилля, до этого не дойдет. Даже в безмятежных условиях колониальной службы он нашел, как можно использовать свободное время для саморазвития. Обладая огромной самоуверенностью – без чего практически невозможны колоссальные достижения, – Черчилль не был чужд самокритичности. Так, отдавая отчет в наличии у себя хороших когнитивных способностей, быстрого ума, цепкой памяти и таланта к изложению мыслей в письменной форме, он не мог не признать серьезные изъяны в отношении полученного образования. Он даже подумывал поступить в университет, однако перспектива обязательной сдачи на вступительных экзаменах древнегреческого или латинского вынудила его отказаться от этого варианта и выбрать путь автодидакта.

Свое обучение Черчилль начал с «Руководства по политической экономии» Генри Фосетта (1833–1884), которое нашел «чрезвычайно интересным» и «наводящим на размышления». Затем он проштудировал восьмитомную «Историю упадка и разрушения Римской империи» Гиббона, оказавшую сильное влияние на формирование его языка и общее отношение к необратимости исторических процессов, пятитомную «Историю Англии» и восхитившие его эссе Маколея. Признаваясь матери, что его «литературные вкусы растут день ото дня» и «если бы не утешение литературой», его пребывание в Индии было бы «невыносимым», он прочитал «Письма к провинциалу» Блеза Паскаля (1623–1662), «Мемуары» герцога Луи де Сен-Симона (1675–1755), «Современную науку и современную мысль» Самюэля Лэинга (1812–1897), «Мемуары графа де Рошфора» Гасьена де Куртиля де Сандра (1644–1712), «Политику» Аристотеля (384–322 до н. э.), «Государство» Платона (428/427–348/347 до н. э.), «Исследование о природе и причинах богатства народов» Адама Смита (1723–1790), «Опыт закона о народонаселении» Томаса Мальтуса (1766–1834). Для лучшего понимания политической обстановки Черчилль изучил трехтомную «Конституционную историю Англии» Генри Гэллэма (1777–1859), а также 27 томов ежегодного альманаха Annual Register, фиксировавшего политическую активность в Соединенном Королевстве с 1870 года. Рассматривая какой-нибудь вопрос, Черчилль сначала пытался письменно изложить свою точку зрения, а потом смотрел мнение других. Некоторые из его заметок сохранились. В них содержатся не только его взгляды на тот момент, но и представлены более общие рассуждения, которым он останется верен на протяжении всей жизни. Например: «Милитаризм вырождается в жестокость. Лояльность продвигает тиранию и низкопоклонство. Гуманизм становится сентиментальным и нелепым. Патриотизм скрывает ханжество. Империализм утопает в шовинизме»{28}.