Ожидая худшего, Черчилль укреплял единоначалие. В этой войне не будет подспудной схватки между военными-профессионалами и охочими до авантюр любителями. Черчилль твердо занял созданный им пост министра обороны и ни один военный авторитет не мог оспорить его полномочия. Разумеется, он дал больший простор людям с неортодоксальным мышлением, таким как Бракен, Десмонд Мортон, профессор Линдеман, Бивербрук. Самой суровой критике его административная карьера подверглась со стороны Ллойд Джорджа, который напомнил, что в его военном кабинете были министры высшего персонального калибра - Бальфур, Милнер, Остин Чемберлен, Керзон. Их трудно было сравнить с “поддакивателями” нового черчиллевского окружения. Довольно суровыми критиками британских лидеров были американцы. Не веривший в британское выживание посол Джозеф Кеннеди подает Черчилля (15 июля) как “пьяницу, двумя руками хватающегося за бутылку, чьи суждения редко бывают здравыми”. Другой американский дипломат изображает Черчилля “пьяным половину своего времени”. Скепсис - характерная черта американских оценок выживаемости Британии.
Новая жесткость супруга не прошла незамеченной для Клементины. 27 июня эта женщина пишет поразительное письмо мужу. “Мой дорогой, я надеюсь ты простишь меня, если я скажу тебе нечто, что ты, с моей точки зрения, обязан знать. Одно лицо из твоего окружения (верный друг) сказал мне о существующей опасности того, что люди из твоего окружения выражают общее отсутствие симпатии к тебе из-за саркастических грубых замечаний и излишне жестких манер - кажется, твои секретари согласились быть послушными школьниками и «вынести все» падающее на их плечи и стараться избегать твоего общества. В результате они будут потеряны как носители идей и как исполнители. Я была удивлена и поражена, потому что все эти годы я привыкла к тому, что все работающие с тобой и на тебя
Мой дорогой Уинстон, я должна признаться, что заметила ухудшение в твоих манерах; ты не столь приветлив как обычно. Твоя задача отдавать приказы всем, кроме Короля, архиепископа Кентерберийского и спикера; ты можешь наказать любого и каждого - именно твоя огромная власть должна сопровождаться цивильностью, вежливостью и, желательно, олимпийским спокойствием… Мне было бы невыносимо думать, что те, кто служит стране и тебе, не любят тебя, не восхищаются тобой, не уважают тебя из-за приступов гнева, озлобленности и грубости. У них вызреет либо злоба, либо менталитет рабов. Я написала это письмо в Чекерсе в прошлое воскресенье, порвала его и сейчас написала заново”.
11 июля в Оберзальцбурге состоялось совещание высшего германского командования. Гитлер спросил адмирала Редера, произведет ли на англичан впечатление его “мирное” выступление в рейхстаге? Адмирал ответил, что произведет, если речи будет предшествовать концентрированный налет на Англию. “Он (Редер) убежден, что Англию можно принудить запросить мира, перерезав ее артерии снабжения посредством беспощадной подводной войны, воздушных налетов на конвои и сильных налетов на ее главные центры”. А Гальдер записал в дневнике: “Фюрера больше всего занимает вопрос, почему Англия до сих пор не ищет мира. Он, как и мы, видит причину в том, что Англия еще надеется на Россию. Поэтому он считает, что придется силой принудить Англию к миру. Однако он несколько неохотно идет на это. Причина: если мы разгромим Англию, вся Британская империя распадется. Но Германия ничего от этого не выиграет. Разгром Англии будет достигнут ценой немецкой крови, а пожинать плоды будут Япония, Америка и др.”
В конце июня и начале июля 1940 года Черчилль осматривал пляжи южной Англии, ожидая скорой германской высадки. Начальники штабов согласились с планом Черчилля встретить германское вторжение при помощи “групп леопардов” - двадцатитысячных ударных отрядов, расположенных не далее семи километров от линии побережья, “готовых броситься к глотке любых высаживающихся сил”.
Для того, чтобы преодолеть сопротивление британского флота, немцы нуждались в военных кораблях, а корабли были у французов. Французский флот в Средиземном море уступал только британскому. Часть его, размещенная в Александрии была блокирована англичанами, но эскадры в Тулоне и Дакаре были за пределами британского воздействия. Промежуточное положение занимала военно-морская база в Мерс-эль-Кебире (Оран). Шесть французских крейсеров могли явиться грозной подпорой высадки, попади они после капитуляции Франции 22 июня в руки немцев. Черчилль ощутил критическую значимость французских кораблей быстрее и острее других. Он предложил французскому адмиралу Жансулу увести корабли в контролируемые англичанами воды. Но лояльный новому режиму Петэна морской министр Дарлан, запретил любые перемещения французских судов. Тогда Черчилль принял одно из самых суровых решений своей жизни. 4 июля корабли эскадры сэра Сомервила получили приказ открыть огонь по вчерашним союзникам. Залп продолжался пять минут, два крейсера были выведены из строя, 1200 французских моряков погибли. В огне этих выстрелов исчез и англо-французский союз. Пораженной палате общин Черчилль сказал на следующий день, что “французские корабли сражались в этом неестественном поединке с мужеством, характерным для французского флота. Дадли Паунду он сказал с горечью, что “французы проявили такую энергию впервые с начала войны”. Всему миру была важнее другая оценка: Британия как бы сожгла мосты за собой, она сказала этим ударом, что будет сражаться до конца.
Гарри Гопкинсу Черчилль позднее говорил, что Оран был “поворотным пунктом в нашей судьбе, он показал миру серьезность наших намерений”. Что бы ни говорила германская пропаганда, убитые в Мерс-эль-Кебире французские матросы были абсолютно недвусмысленным показателем британской решимости.
Пройдет время, и историки в другие, более комфортабельные времена начнут задавать вопрос, прав ли был Черчилль в своем абсолютном неприятии компромисса с Германией? Британия сохранила бы свою экономику, свои ресурсы, сдержала бы сепаратизм доминионов. Главное, она не позволила бы России и Америке встать сверхдержавами над опустившейся Европой. Этот тезис не учитывает главенствовавшего в английском народе настроения, того духа “старой доброй Англии”, который противился сдаче побежденному противнику. Если бы Черчилль обратился к нехарактерному для себя макиавеллизму и постарался найти модус вывенди с Гитлером, он погиб бы как политик в собственной стране. Сила Черчилля заключалась в том, что он с необыкновенным талантом выразил то, за что стояло население Британских островов.
Наступило самое тяжелое для Британии время, она оставалась одна перед победоносной Германией, завоевавшей всю Центральную и Западную Европу. Весь мир задавался вопросом, будет ли Англия продолжать борьбу, хватит ли у нее мужества. Черчилль ответил на этот вопрос, выступая перед парламентом 4 июля. “Мы пойдем до конца, мы будем сражаться во Франции, мы будем сражаться на морях и океанах, мы будем сражаться с растущей уверенностью и растущей силой в воздухе, мы будем защищать наш остров, чего бы это нам ни стоило, мы будем сражаться на пляжах, мы будем сражаться на местах высадки, мы будем сражаться в полях, на улицах, мы будем сражаться на холмах, мы никогда не сдадимся. И, если даже, во что я ни на секунду не поверю, это остров, или его часть попадет в руки врага, тогда наша империя за морями, вооруженная и охраняемая британским флотом, будет продолжать борьбу до тех пор, пока новый мир со всей его мощью и силой не выступит ради спасения и освобождения старого”.
Справедливо будет сказать, что эта речь будет жить до тех пор , пока будет существовать английский язык. Это было ясно уже многим современникам. Никольсон считал ее “лучшим, из слышанного мной”. Дальтон нашел ее “величественной, мрачной и исполненной решимости”. И даже известный своим критицизмом член палаты общин Рейт сказал, что хотел бы быть автором этой речи. Ее транслировали по Би-би-си в исполнении диктора. Спиэрс во Франции пришел к заключению, что данная речь утвердила Черчилля в роли “высшего лидера, который дал каждому из нас импульс, которого мы долго ждали”, он дал английскому народу “ключевое слово, значение которого только мы можем оценить, оно связало нас внутренним взаимопониманием”. Вита Сэквил-Вест написала своему мужу Гарольду Никольсону, что эти слова “заставляют трепетать (не от страха) людей… Этот огромный массив мощи и решимости - как огромная крепость”. Черчилль говорил стране, что она не выстоит лишь в случае утери решимости. Как во времена Армады, наполеоновских войн, битв при Кресси и Азенкуре страна должна обратиться к лучшему в себе. Пусть она скажет миру, что не будет первым поколением британцев, согласных быть рабами. Физически у Британии не было шансов совладать с целым континентом, но правое дело должно возобладать -это и было послание Черчилля своему народу, призыв к лучшем и гордому в их душах.
Капитуляция Франции означала, что Англия в одиночестве противостоит ставшему коричневым континенту. Тон писем и речей Черчилля мрачен. Генерал Спиэрс беседует с ним в ранние часы утра: “Я не мог оторвать глаз от огромной ссутулившейся фигуры в черном. Сильный свет из-за зеленых теней делал его бледное лицо более бледным, чем обычно. Впервые в моей жизни я увидел Агонию Гефсиманского Сада, что такое нести одному неизмеримую ношу. Впервые в моей жизни я слышал от него слова, близкие к отчаянию”. Лишь временами у Черчилля начинает брезжить надежда. Ею он делится только с ближайшими доверенными лицами. Так в письме премьер-министру Южной Африки он пишет: “Нельзя исключить возможности того, что Гитлер повернет на восток. Возможно, что он попытается это сделать, даже не предприняв попытки нанести поражение Англии”.
Немцы перед решающей битвой попытались добиться желаемого дипломатическим путем. У. Ширер вспоминает о последнем публичном выступлении Гитлера, которое он видел 19 июля 1940 г.: «Гитлер, которого мы видели сегодня вечером в рейхстаге, предстал завоевателем и, сознавая это, настолько искусно владел умами немцев, что непоколебимая уверенность завоевателя великолепно сочеталась с почтительным смирением… Из Британии, - сказал он, - я слышу сегодня только один крик - не народа, а политиканов - о том, что война должна продолжаться… Я не знаю, есть ли у этих политиков четкие идеи относительно того, каким должно быть это продолжение войны. Они заявляют, что будут продолжать борьбу, даже если Великобритания погибнет, они ее будут вести тогда из Канады. Мне трудно предположить, как они представляют себе переход всех англичан в
Гитлер, выступая в рейхстаге, предложил своему заклятому островному противнику следующее: “Я не вижу причин, по которым эта война должна продолжаться. Мне было бы печально видеть жертвы, которых она потребует”. В зале, свидетельствует Ширер, господствовало убеждение, что англичане примут великодушное предложение фюрера. Гитлеровская Германия сделала серию предложений, адресованных Лондону. Но, если у Черчилля и были колебания, он их сумел преодолеть. 20 июля 1940 г. министр иностранных дел Британии заявил, что его страна никогда не капитулирует перед Гитлером. Решимость Черчилля отрезвляюще подействовала на Берлин. ”Немцы отказывались верить своим ушам, свидетельствует Ширер, - Вы что-нибудь понимаете? - кричал мне один из них. Казалось, он оцепенел. “Вы в состоянии понять этих английских дураков? Теперь отклонить мир? Да они просто с ума сошли!”
Психологическая атака немцев не удалась. Министр иностранных дел Италии Чиано поделился в дневнике своими впечатлениями: “Когда негативная реакция английского правительства дошла до сознания германских руководителей, она породила среди них плохо открытое разочарование”. У Гитлера исчезли иллюзии, которыми он себя тешил. Стало ясно, что Англия будет сражаться до конца.
Но Гитлер не был бы Гитлером, если бы специализировался на мирных речах. За три дня до указанной речи в рейхстаге германский фюрер издал “Директиву N 16 о подготовке операции по высадке войск в Англии” под кодовым названием “Морской лев”: “Цель этой операции - устранить английскую метрополию как базу для продолжения войны против Германии и, если это потребуется, полностью захватить ее”. Генерал Йодль сделал вывод: “Окончательная победа над Англией теперь только вопрос времени.” Шесть пехотных дивизий 16-й армии генерала Эрнста Буша должны были высадиться между Рамсгитом и Бексхиллом. Четыре дивизии генерала Штрауса высаживались у Брайтона. Западнее три дивизии фельдмаршала фон Рейхенау высаживались между Уэймаутом и Лайм Регис. 39 дивизий вермахта(шесть танковых) и две воздушные армии должны были решить судьбу Британии. Продолжительность операции - один месяц. Начало - 15 сентября (самая ранняя дата).
Не все в Англии разделяли решимость черчиллевского калибра. Посол Англии в Соединенных Штатах лорд Лотиан считал, что слова Черчилля, сказанные 4 июля о том, что Англия не прекратит борьбу даже в том случае, если будет оккупирована, могут нанести вред Англии, поскольку возникает возможность, что при определенных условиях британский флот будет передан Соединенным Штатам. Черчилль был вынужден объяснить своему послу в важнейшей для него тогда стране смысл сказанного: “Мои последние слова в речи были адресованы Германии и Италии, для которых идея войны континентов едва ли кажется привлекательной. Если Великобритания потерпит поражение, то германское правительство постарается получить более выгодные стратегические позиции, настаивая на сдаче Британией своего флота. Германия и Италия стали бы угрозой для Нового света. Мы должны избежать такого положения. Но если все же какая-либо форма английского варианта правительства Квислинга (норвежский коллаборационист. - А.У.) будет создана, то американский президент должен иметь ясное представление о том, что это будет означать для Америки. Я должен всеми возможными способами развеять надежды Соединенных Штатов на то, что они каким-либо образом могут избежать растущей опасности. Напротив, занимая нейтральную позицию, Соединенные Штаты подвергают себя ужасному риску. Возникает угроза их военно-морской мощи. Более того, острова и военные базы, принадлежащие Соединенным Штатам могут, в случае, если мы падем, перейти к нацистам. Гитлер тогда получит очень хорошие шансы завоевать весь мир”. Посол Лотиан передал слова Черчилля президенту.
Рузвельт информировал британское руководство, что понимает, какая опасность ждет США в случае попадания британского флота в руки немцев. Черчилль не ослаблял давления по этой линии. В конце июля 1940 г. он напомнил Рузвельту, что теперь немцы контролируют всю французскую береговую линию и это позволит им выпускать в море подводные лодки и бомбардировщики, перерезая атлантические коммуникации. Захват Германией европейского побережья от Норвегии до Ла-Манша, добавление сотни итальянских подводных лодок к германским в морях и океанах, потеря Англией половины эсминцев - все это в серьезной степени ослабило способность англичан выстоять, отразить вторжение и защитить свободу на морях. Эта аргументы действовали. В июле 1940 г. Франклин Рузвельт пришел к выводу, что шансы Англии выжить равняются “одному из трех”. Во всей реальности вставал вопрос о британском наследстве. Англия еще имела четыре миллиарда фунтов стерлингов в заграничных капиталовложениях, но быстро реализовать их в эту экстренную пору она не могла физически.
1 августа Гитлер издал Директиву N 17 о ведении воздушной и морской войны против Англии как предпосылки окончательного разгрома островного противника. Началась битва Германии за авиационное господство над Англией. Для высадке на острове понадобится 1722 баржи. 1161 моторный катер, 471 буксир и 155 транспортов. Подвели нервы военных. Обычно выдержанный генерал Гальдер полностью отверг предложения военно-морского флота, назвав их самоубийственными. 13 августа адмирал Редер убедил Гитлера сузить фронт десанта. Немцы пересмотрели места высадки. Срок выхода транспортного флота был назначен на 20 сентября.
Но Черчилль снова утверждал (7 августа 1940 г.), что если даже Англия будет завоевана, ее военно-морской флот будет защищать империю, и эта решимость англичан была учтена в Вашингтоне. Для того, чтобы обеспечить контроль над Атлантическим океаном, писал Черчилль, Англия нуждалась в 50 старых американских эсминцах, для конвоя транспортных судов. Он обещал вооружить их новейшими английскими приборами, позволяющими обнаруживать приближение подводных лодок. Лишь это могло бы сохранить в относительной безопасности сообщение между Америкой и Англией.
Видя значительные колебания в правящих кругах США, Черчилль решил “стимулировать” американцев: возможно, американцев заинтересует получение военно-морских баз в Карибском море? Черчилль подчеркивал, что проблему следует решить быстро, поскольку безопасность торговой дороги через Атлантику поставлена под непосредственную угрозу. Посол Лотиан сообщил Рузвельту, что в качестве платы за 50 американских старых эсминцев они могут получить английские базы в Вест-Индии. В Лондоне понимали, что речь идет о весьма устаревших и малоэффективных судах. Но ценности сместились и сейчас было не до потенциальной стратегической значимости английских баз. Посредством продажи Англии своих кораблей Америка совершала далеко не нейтральный акт. По всем стандартам истории такой шаг, - писал Черчилль, - “мог бы оправдать объявление германским правительством войны Америке”. Но Черчилль не питал иллюзий, он более чем кто-либо другой был знаком со стратегией Гитлера - бить противника одного за другим. Меньше всего в данном случае Гитлер хотел иметь своим противником Соединенные Штаты тогда, когда не разбита еще была Британия.