– Ну как там мой младший братец? Чем занимается?
– Работает, читает, ворчит, – ответил Джахан.
Леон расплылся в улыбке:
– Да уж, поворчать Симеон всегда любил.
– Он хочет, чтобы вы перебрались в Стамбул, – продолжил Джахан.
– Это вряд ли возможно. Решения, которые мы принимаем, находятся во власти наших привычек, ибо первые можно уподобить овцам, а последние – пастухам.
Пока Джахан пытался постичь смысл слов Леона, Давуд произнес:
– Мы хотели бы познакомиться с Микеланджело.
Книготорговец в ответ покачал головой:
– Уважение, которое я питаю к вашему учителю, поистине безгранично. Но то, о чем вы просите, вряд ли возможно. Il Divino[20] никого не принимает. Вот уже два года он предается печали.
– А кто у него умер? – осведомился Джахан.
– Сначала он потерял брата. Потом своего любимого ученика. Все эти несчастья повергли Il Divino в глубокое уныние.
«Интересно, долго бы грустил Синан, потеряв кого-нибудь из нас?» – невольно подумал Джахан.
Леон рассказал, что покойный ученик, имя которого было Урбино, поступил в обучение к Микеланджело, когда ему только-только исполнилось четырнадцать лет. С тех пор, в течение двадцати шести лет, он был неразлучен со своим наставником. Привязанность мастера к своему талантливому ученику была так велика, что во время болезни Урбино он сам ухаживал за ним, проводя у его постели дни и ночи. После смерти Урбино Микеланджело, никогда не отличавшийся кротким нравом, стал раздражителен до крайности – по малейшему поводу он впадал в гнев, унять который просто невозможно.
– Il Divino не жалует людей, – вздохнул книготорговец. – Но тех немногих, кого он удостаивает своей любви, он любит слишком сильно.
Джахан задумчиво вскинул бровь.
«Нет, – подумал он, – наш учитель не таков. Синан никогда не гневается, припадки ярости ему неведомы. Спокойный и сдержанный, он обладает безупречными манерами. Со всеми держится одинаково приветливо и доброжелательно, никого не удостаивая особой привязанности. Хотелось бы мне, чтобы учитель был другим, таким как Микеланджело? – спрашивал себя Джахан. – Был бы я счастливее, если бы мастер питал презрение ко всем людям, за исключением лишь меня одного? Или все-таки проще и спокойнее, когда учитель испытывает расположение ко всем окружающим, включая и меня тоже?»
Леон меж тем продолжал:
– Неприязнь, которую Il Divino питает к людям, можно назвать взаимной.
– У него много врагов? – уточнил Давуд.