Я попытался представить их в виде ученых. Умора: две старых морщинистых тетки в белых халатах с умным видом чешут маковку. Хотя логично: после Объединения лучшие преступники получились из людей с мозгами — ученых, экономистов, типа того. Объединение все радикально поменяло. Убило моего отца, который в детстве казался мне твердым как сталь, а чудаковатых близняшек сделало знаменитыми преступниками. После двадцати лет жизни на улицах Нью-Йорка нелегко представить этих двоих в виде супер-пупер-ученых, однако я видал кое-что и похлеще.

— Говнюки из Объединенного совета хотели нас всех нанять, — сказала первая с ухмылкой. У нее были до странного хорошие зубы, желтоватые, но крепкие, совсем как их хозяйка. — Мы жили в коммуне на севере штата, помнишь?

— Мы жили там с Пиком, смотрели, что происходит. Школы начали закрывать, наше финансирование урезали. Из ОС приехали распрекрасные секретари с предложением работы. Какой-то таинственный проект.

Обе ухмыльнулись еще шире.

— А мы говорим, засуньте свой проект себе в задницу! Они переглянулись, не поворачивая голов, одними глазами.

— Черт, — вздохнула первая. — Месяц спустя эти гады устроили облаву. У Пика был потайной лаз, и мы унесли ноги. Но коммуну уничтожили.

— С тех пор мы нигде не числимся.

— Другими словами, детка, мы с Пиком знакомы давно. И только поэтому мы тратим на тебя время, понял?

— Так что быстрее…

— …нас заинтересовывай. Я покачал головой:

— Вы тратите на меня время, потому что вам уже интересно. Вы на себя посмотрите! Сидите здесь и продаете всякое дерьмо людям, которых раньше грабили! — Я ухмыльнулся. — Да ладно, вы меня знаете. Вы знаете, что я ничего не делаю просто так.

Они переглянулись. От их мысленных разговоров прямо статика пошла. Они опять повернулись ко мне. Ну и странные же!

— Мы про вас слышали, мистер Кейтс, — сказала первая. — Зовите меня Мильтон.

Я подмигнул второй.

— Таннер. А теперь поговорим.

Может, я сам и не произвел на них впечатления, зато произвела впечатление работа. Я в двух словах выразил суть этого долбаного предприятия (не говоря, что оно выльется в месяцы тяжелейшего труда). В глазах сестер загорелся безумный огонек жадности, который был мне очень хорошо знаком. Так горят глаза у любого преступника, готового пойти на дело.

Мильтон — или Таннер, кто их, блин, разберет? — откинулась назад и посмотрела на меня.

— Кейтс, ты или самый трахнутый в жопу стрелок, какого я видела, или будущий герой.

— Трахнутый, конечно, — лениво отозвался Гатц. — Еще бы не трахнутый.

— Как бы то ни было, — сказала вторая, — мы хотим на твое геройство посмотреть.