Почесав затылок, Ромодановский добавил:
— Трубачей не надобно… Голова с похмелья болит. Пеших тоже.
— Сделаем, князь, — поклонился десятник.
— Шубейку мне принеси, — распорядился Федор Юрьевич, взглянув в посеревшее небо. — Не ровен час, застужусь!
— Сейчас, батюшка, — подскочил денщик с соболиной шубкой наперевес. — Вы бы рученьки в рукава.
— Дурень, — беззлобно отозвался князь Ромодановский, — а дородность подправить?!
— Ну конечно, батюшка, — застыл денщик с расправленной шубой.
Расслабив ремень, князь Федор Юрьевич подвязал его под самый живот, от чего стал выглядеть еще более внушительно.
— А вот теперь можно и шубейку!
Подогнали карету. Извозчик, рябой малый лет девятнадцати, натянув поводья, ждал, пока князь перевалит свое грузное тело в карету. Экипаж слегка просел, но с тяжестью справился достойно, только скрипнуло колесо, предостерегая о предельном весе.
— А ну пошли, родимые! — просвистел кнут над головами лошадей.
Экипаж дернулся и затрясся на неровной дороге. Впереди, вооружившись плетью, скакал десятник и, замечая прохожих, орал во все горло:
— Шапки долой!
Проехали две улицы и, завернув в переулочек, остановились перед высоким деревянным домом в три клети. Всадники мгновенно спешились и направились к двустворчатым воротам. Подскочивший слуга проворно распахнул дверцу.
— Скамейку, дурень, давай! — распорядился Ромодановский.
Вытащив из кареты скамейку, денщик подставил ее под ноги Федору Юрьевичу.
— Пожалте, князь.
Опираясь на плечи денщика, князь ступил на скамью и уверенно сошел на землю.
— Ну что за олухи! Чего замерли?! — сокрушался боярин. — Ничего без меня не могут. Колоти в ворота.
Десятник, малый саженного роста, скинув с плеча бердыш, уверенно заколотил в ворота.