— А то как же, — обиделся отрок. — Я еще немецкий знаю, по-голландски говорю.

— Ишь ты какой прыткий, — одобрительно протянул государь. — Молодец, пиши… «Генералиссимусу князю Федору Юрьевичу… Мой дорогой король…»

Посыльный удивленно посмотрел на Петра.

— Так и писать, государь?

Царь Петр всплеснул руками:

— Послал мне господь подданных! Сказано же было — король! Он же за меня на государстве остался, а я всего лишь бомбардир Петер Михайлов. «Письмо вашего величества, государя моего милостивого мне передано». Написал?

— Написал, государь, — поспешно согласился посыльный.

— «Прочитал с интересом. Про изменщика и холопа окольничего Степку Глебова ведаю. Допрошен с пристрастием. А теперь помоги мне спровадить государыню Евдокию Федоровну в монастырь. Для этого отправляю Степку Глебова с посыльными в Россию. Было у нас с ним условие, о чем тебе, любезнейший и милостивый князь Федор Юрьевич, было отписано ранее. Пусть дьяк Маршавин за Степкой присмотрит, дабы сделано было так, как задумалось. О государыне Евдокии Федоровне желаю знать все, а потому не следует принимать слова Степки на веру. Ты его испытай да поговори с ним пообстоятельнее, как ты умеешь. Мне важно знать правду. Как сознается в грехе, отпусти, но глаз с него не спускай. Он мне нужен как свидетель, ежели патриарх не поверит». Успеваешь?

— Успеваю, государь.

— Хм… И почерк у тебя хороший. Может, тебя в писари определить? Ладно, подумаю, что с тобой делать. «А на том кланяюсь тебе, холоп твой, бомбардир Петер Михайлов». Алексашка! — громко окликнул государь. — Сургуча не жалей. Запечатай грамотку! А ты, — повернулся он к посыльному, — чтобы в срок донес, иначе шкуру спущу!

— Стало быть, прибыл Степан? — спросил Федор Юрьевич, запахивая полы кафтана.

— Прибыл, князь, — бойко отвечал Егорка.

— Ишь ты, — хмыкнул невесело Ромодановский. — Чего ж тогда перед моей милостью не предстал? Это что ж такое получается? Считает, что я по всей Москве должен за ним бегать? — Сердито собрав брови на переносице, добавил: — Ну ежели он так хочет, тогда окажу честь. Побегаю! Вот что, Егор, готовь карету к выезду.

— Слушаюсь, князь! — отвечал исправник и тотчас заторопился на конный двор.

Грузный, огромный Федор Юрьевич не был малоподвижен. Он будто бы не ходил, а катался по двору, как огромный ком, заставляя челобитчиков в страхе разбегаться по сторонам. Прокатится такая глыбища по телесам и, не заметив, последует далее.

Вылетев на порог, Федор Юрьевич утер пот, проступивший на лбу и, поманив к себе пальцем десятника, спросил:

— Готово?

— Все сделали, Федор Юрьевич. А еще веревки заготовили, если вдруг шалить начнет.

— Тогда поехали! Запрягай коней.

Как и подобает князю, Федор Юрьевич выезжал в карете, запряженной шестеркой резвых коней, которую всегда сопровождали две дюжины всадников, вооруженных пищалями. Если выезд был недалеким, то к ним присоединялось еще с полсотни слуг с бердышами. К ним присоединялось пять трубачей, возвещавших о выезде знатного вельможи. В сей раз ехать было недолго — всего-то пересечь две улицы, а там и дом опального Глебова.