Действительно, Молдавия стала очагом воинствующего национализма, который подпитывали и западные спецслужбы, и Бухарест. Так же, как в Прибалтике, в Кишиневе объявили «преступным» пакт Молотова — Риббентропа, позволивший Сталину отобрать у Румынии Бессарабию и образовать Молдавскую ССР. А за требованием выхода из СССР откровенно просматривалось «продолжение», присоединение к южным соседям. Однако Молдавская ССР в 1940 г. составилась из двух частей, Бессарабии и Молдавской автономной республики, районов севернее Днестра. Они побывали в составе Румынии только в период оккупации, когда Гитлер подарил их Антонеску (назвавшему их Транснистрией). Большинство населения здесь составляли русские, и ни к румынам, ни к сепаратистам они теплых чувств не испытывали.
В 1989 г. в Молдавии был принят закон о языке, молдавский язык признавался государственным. При этом намечался перевод письменности с кириллицы на латиницу, на румынскую транскрипцию. В 1990 г. молдавский Народный фронт выступил с требованием переименовать республику в Румынскую Республику Молдова. Две центральных газеты в Кишиневе стали выходить с эпиграфом «Мы румыны — и точка!». Все это вызвало забастовки и манифестации в Приднестровье. Сторонники сохранения СССР созывали митинги и в Кишиневе, но Народный фронт жестоко разгонял их, были убитые. Засыпали угрозами и били даже депутатов Верховного Совета Молдавии от Приднестровья. Они вынуждены были покинуть заседания. Создали свой, отдельный Верховный Совет и провозгласили Приднестровскую республику. Этот шаг был воспринят в штыки не только в Кишиневе, но и правительством Горбачева в Москве.
В марте 1991 г. Молдавия бойкотировала референдум о сохранении СССР, но Приднестровье участвовало и проголосовало «за». А когда Советского Союза не стало, противостояние совсем обострилось. Молдавия стала независимой. Но и Приднестровская республика приняла декларацию независимости, причем сохранила на своей территории конституцию и законы СССР. Разделились даже органы милиции: одни подчинялись приднестровским властям в Тирасполе, другие — правительству в Кишиневе. Оно принялось формировать собственную полицию, армию, батальоны «волонтеров». Скрытную, но активную помощь оказала Румыния. В Приднестровье тоже стали создавать Республиканскую гвардию, рабочие дружины на предприятиях. Происходили стычки, драки.
В Молдавии располагалась советская 14-я гвардейская армия. В ходе «раздела» ее части и вооружение были переданы Кишиневу. Военнослужащим предлагалось определиться до осени — приносить присягу Молдавии или выехать в Россию. Но та часть армии, которая стояла в Приднестровье, получила другой статус — «воинских формирований СНГ», сохранила подчинение маршалу Шапошникову. А в ночь на 2 марта противостояние прорвалось. Начальника милиции Дубоссар Игоря Слипченко вызвали ночью телефонным звонком из молдавской полиции. Выехавшую машину по пути расстреляли, Слипченко погиб. В этот же день отряд молдавской полиции напал на советский военный городок, захватил в заложники жен и детей офицеров. Но помогли приднестровцы, выгнали нападавших. Провели операцию по разоружению отделений молдавской полиции. Из личного состава 135 человек перешли в приднестровскую милицию, 188 бежали, один отстреливался.
15 марта власти Молдавии предъявили ультиматум — распустить ополченцев Приднестровья и сложить оружие. В противном случае угрожали расправой с семьями ополченцев. Депутат кишиневского парламента поэтесса Леонида Лари взывала: «Пусть у меня будут руки по локоть в крови, но я вышвырну оккупантов, пришельцев и манкуртов за Днестр, я их выброшу из Транснистрии, и вы — румыны, настоящие хозяева этой многострадальной земли, получите их дома, их квартиры вместе с мебелью… Мы их заставим говорить по-румынски, уважать наш язык, нашу культуру». Приднестровье отказалось выполнить ультиматум. Тогда действительно начался террор. Были нападения с изнасилованиями и убийствами жен и дочерей ополченцев. С правого берега Днестра стреляли то артиллерия, то снайперы, в том числе и по мирным жителям, машинам.
В такой обстановке Ельцин объявил, что переводит части 14-й армии из подчинения СНГ под юрисдикцию Российской Федерации. Но при этом они получили приказ «сохранять нейтралитет». Однако на помощь Приднестровью поехали добровольцы со всей России, из других республик. Широко откликнулись казаки — донские, кубанские, терские, присылали свои отряды. А 19–20 июня молдаване предприняли наступление. Их бронированные колонны ворвались в город Бендеры. Участвовали части полиции, армии, батальоны «волонтеров» (участники конфликта сообщали, что под видом «волонтеров» в операции участвовал румынский спецназ). Вторжение сопровождалось зверствами, грабежами. В эту ночь как раз были выпускные вечера в школах — и многие девчонки стали жертвами насильников. Этих фактов Молдавия и западное сообщество «не заметили». Ссылались, что заявления пострадавших подавались в правоохранительные органы Приднестровской республики, а ее юридически «не существует».
Завязались тяжелые бои. Приднестровские ополченцы и казаки были гораздо хуже вооружены. А командующий 14-й армией генерал Неткачев и ряд чинов его штаба поступили вполне «по-перестроечному». Начали подыгрывать кому казалось выгоднее — молдавскому руководству. Но большинство офицеров возмутились, объявили Неткачева предателем и вышли из его подчинения. Присягу России они еще не приносили, и многие вместо этого предпочли принести присягу Приднестровской республике. Иногда переходили на ее сторону целыми частями. Открывали для нее склады оружия, выводили танки, БТР. Другие пользовались первыми подходящими предлогами, когда молдаване их обстреливали или нападали, после чего отвечали со всей силы. Врагов погнали за Днестр.
Вот тут уж задергались «реформаторы» в Кремле. Ситуация-то складывалась опасная. В Приднестровье сохранился «кусочек СССР», жил по старым советским законам, туда стекались отовсюду патриоты, создавались вооруженные формирования. И армия выходила из повиновения изменникам, переходила на сторону патриотов! Процесс требовалось срочно брать под контроль. Министр обороны Грачев послал в Приднестровье своего доверенного, генерала Лебедя. Отправили его под видом инспектора, «полковника Гусева», но с тайными полномочиями. В 14-й армии контрразведчики сразу представили Лебедю доказательства измены Неткачева и его приближенных. Предателям немедленно предложили написать рапорта об увольнении. Неткачева отозвали в Москву (не уволили, дали должность в академии). Но и всех, кто сотрудничал с приднестровцами, из армии тоже убрали. Боеприпасы о вооружение собрали в бетонные капониры, взяли под охрану. Лебедь принял командование армией.
А Ельцин обратился к Молдавии с предложением о перемирии. Она упиралась, ее формирования возомнили себя крутыми вояками, лезли на разных участках, устраивали артиллерийские и минометные обстрелы. Но Лебедь правильно воспринял свою задачу — погасить конфликт — и грамотно выполнил ее. Были разведаны цели, и в ночь на 3 июля устроено «предупреждение». Дали один массированный залп 8 дивизионами артиллерии и 6 минометными батареями. Не по молдаванским объектам, а рядом, в 50 метрах от них. Но после этого большинство противников просто разбежалось и дезертировало. Остальные забились в щели, и их вывозили машинами скорой помощи (успокоив, что по этим машинам русские стрелять не будут). Тогда-то Молдова согласилась на перемирие. 21 июля ее президент Мирча Снегур и Ельцин в присутствии лидера Приднестровья Игоря Смирнова подписали соглашение о прекращении боевых действий. Для разделения сторон размещались 3100 российских, 1200 молдаванских и 1200 приднестровских военных. Начались переговоры о статусе Приднестровья, которые и затянулись до сегодняшнего дня.
Но замирили один конфликт — а продолжались другие. К Южной Осетии, сопротивлявшейся грузинским шовинистам, Горбачев относился с таким же осуждением, как к Приднестровью. Как только СССР прекратил существование, в январе 1992 г., осетины провели референдум, 98 % проголосовали за выход из состава Грузии и присоединение к России. Но и Ельцин их не поддержал. Мало того, вывел полк миротворцев, находившийся там. Тогда Южная Осетия провозгласила себя независимой республикой. А Шеварднадзе, хоть и занял место проходимца Гамсахурдиа, но в полной мере продолжил его политику, в том числе притеснений осетин и абхазов. В июне 1992 г. грузины развернули наступление на Цхинвал, захватили несколько сел.
Но Ельцин в этот момент отлучился в США. Замещал его вице-президент Руцкой. Воспользовался тем, что рычаги власти оказались у него, и рубанул по-военному. Приказал авиации нанести удар по грузинам, позвонил Шеварднадзе и пригрозил бомбежкой Тбилиси. Борис Николаевич, конечно, не похвалил своего заместителя. Но был уже вынужден продолжить миротворчество. Встретился в Сочи с Шеварднадзе, и было подписано соглашение о прекращении боевых действий. Южная Осетия оставалась в составе Грузии, но получала автономию, грузинские части из нее выводились. Для разделения враждующих сторон здесь размещались три батальона миротворцев — российский, грузинский и осетинский.
А едва затихло в Осетии, как заполыхало в Абхазии. Ее Верховный Совет 23 июля 1992 г. провозгласил независимость от Грузии. Правительство Шеварднадзе двинуло на абхазов войска, национальную гвардию. Разыгрались бои с применением артиллерии, танков, авиации. Грузины заняли столицу Абхазии Сухум и другие главные города, местные власти и их отряды отступили в Гудаутский район. Но в конце августа наступление грузин остановили. В Москве снова начались переговоры при посредничестве Ельцина, 3 сентября подписали соглашение. Оно было выгодным для Шеварднадзе, предусматривало «сохранение территориальной целостности Грузии», роспуск «незаконных формирований».
Но большинство абхазов таких условий не признало. К ним стала прибывать помощь, отряды народов Северного Кавказа. Появились и добровольцы, казаки, освободившиеся после примирения в Приднестровье. По их примеру приезжали и другие. Что характерно — правительство Ельцина подыгрывало Грузии, но абхазы-то тянулись к русским, и патриоты из России ринулись помогать им. 3 октября они перешли в контрнаступление. Взяли Гагру, овладели территорией, прилегающей к российской границе. Когда порыв атакующих выдохся, между Грузией и Абхазией возобновились переговоры, достигли договоренности о перемирии, но обе стороны воспринимали его как временное…
А на востоке начиналась еще более жестокая война — в Таджикистане. Здешнее население привыкло жить феодальными кланами, такое разделение сохранялось и в советские времена, в коммунистической партии: «ленинабадцы», «кулябцы», «гиссарцы», «бадахшанцы», «памирцы» и др. Человек, занявший высокую должность, расставлял на ключевые посты выходцев из «своего» клана. Другие, соответственно, выступали конкурентами. В перестройку, как и везде, возникли оппозиционные организации — Партия исламского возрождения, Демократическая партия Таджикистана, националистическое движение «Растохез». На первых президентских выборах в ноябре 1991 г. победил Рахмон Набиев (с 1982 по 1985 г. он был первым секретарем компартии Таджикистана).
Но против него выступили сторонники проигравших кандидатов, оппозиционные партии, конкурирующие «кланы». Обвиняли в «коммунизме», в фальсификации результатов выборов. А из Афганистана их поддерживали исламисты, засылали эмиссаров, множились ряды радикальных экстремистов, ваххабитов, формировались их отряды. Нарастали митинги, провокации, столкновения с милицией. С лета 1992 г. то в одном, то в другом месте вспыхивали бои, некоторые районы переходили под полный контроль оппозиции. Она перетягивала под свое влияние молодежь, силы МВД. Президент Набиев вел переговоры, согласился создать Правительство национального примирения, отдав своим противникам восемь важных постов. Но они лишь получили возможность готовить новые акции. 31 августа устроили массовые митинги в Душанбе, захватили президентский дворец. Набиев бежал, но его поймали, заставили подписать заявление об отставке.
А после этого весь Таджикистан раскололся в гражданской войне. Разные лидеры и группировки создавали свои отряды, дрались за власть. Это сопровождалось повальным бандитизмом, грабежами «чужих» городов и кишлаков, резней. Исламисты получали подпитку из-за рубежа, причем перестроечная Демократическая партия объединилась с ними. Для обуздания кровавого хаоса стали вмешиваться русские военные, соседний Узбекистан. Его президент Ислам Каримов встревожился, что зараза ваххабитов перекинется и в его республику. А вдобавок прикидывал, как бы в этом развале прихватить северную часть Таджикистана для себя.
Генерал-майор ГРУ Чубаров вспоминал: «Мы защищали конституционный строй Таджикистана, являясь офицерами узбекской армии, а думали в первую очередь о том, что матушке-России не нужен этот бардак в регионе, где к власти рвались исламские фундаменталисты… Выдвигались мы из Чирчика, из 15-й бригады спецназа ГРУ, на тот момент „отошедшей“ к Узбекистану. Нужно признать, что президент Ислам Каримов повел себя мудро. Он прозорливо предугадал возможное развитие ситуации и, опасаясь ее развития по сценарию ваххабитов, решил отдать приказ на формирование специального корпуса в Узбекистане… Разумеется, он преследовал и свои цели, отсечь северные провинции Таджикистана, где располагалось более ста развитых предприятий. Забегая вперед, скажу, что сделать это ему не удалось» [12].
Офицер той же бригады Александр Мусиенко рассказывал, как в противовес исламистам был создан Народный фронт Таджикистана: «15-ю бригаду ГРУ, где я тогда служил, „подарили“ Узбекистану. Летом 1992 года вспыхнула гражданская война в соседнем Таджикистане. Министр обороны Узбекистана Рустам Ахметов приказал нам участвовать в „восстановлении конституционного строя республики Таджикистан“. Был сформирован разведотряд специального назначения… Чтобы как-то легализоваться, мы придумали название „Народный фронт Таджикистана“ (НФТ). Главной нашей опорой стал уголовный авторитет Сангак Сафаров, пожилой уже человек, который провел в тюрьмах 21 год. Это был прирожденный лидер с отменными организаторскими способностями, обостренным чувством справедливости и патриотизма — он и возглавил НФТ. Я был одним из главных советников Сангака, а позднее — у министра внутренних дел Таджикистана. Мы снабжали НФТ оружием и боеприпасами, пользуясь специальными методами партизанской войны, помогали объединять всех, кто был против „вовчиков“ (ваххабитов
Эти меры, хоть и не сразу, начали приносить плоды. Удалось сплотить вокруг НФТ различные группировки и кланы, противостоявшие исламистам. 16 ноября в Худжанде была созвана «примирительная» сессия Верховного Совета Таджикистана. Она официально приняла отставку Набиева и избрала председателем Верховного Совета Эммомали Рахмонова. Обратилась к Узбекистану, России, Казахстану и Киргизии с просьбами ввести в Таджикистан миротворческие силы. Вновь созданное правительство перетянуло на свою сторону часть полевых командиров, раздавая им высокие должности. Начали наступление на Душанбе и 10 декабря выбили противников из столицы. Все активисты оппозиционных партий и движений в подконтрольной зоне были арестованы. Но Демократическая партия, Исламская партия возрождения, движение «Растохез» и общество «Лали бадахшон» составили «Объединенную таджикскую оппозицию», удержали ряд городов и провинций. Война продолжалась.
Из конфликтов на территории бывшего СССР она стала самой разрушительной и кровавой. Если в Приднестровье и Южной Осетии число погибших оценивается примерно по тысяче человек (раненых, соответственно, 4,5 и 2,5 тыс.), в Абхазии — 9 тыс. В Таджикистане количество жертв достигло 60 тыс., и многие пропали без вести. Все хозяйство было разрушено, из республики хлынули потоки беженцев — и в Афганистан, и в Узбекистан, Казахстан. Массы таджикских мигрантов появились в России. Пристраивались где угодно, брались за любую черную работу. Или пополняли ряды бомжей, спивались, умирали безвестными — их никто не считал.