– Пойдем выпьем, – ответили на том конце, тоже не вдаваясь в предисловия.

– Ну-у, не знаю, – фальшиво протянул я, хотя прекрасно все знал. – Как бы понедельник на дворе…

– Удивил, – густо фыркнула трубка. – У меня, если хочешь знать, вообще эксперимент завтра. И ничего.

– Изучаешь влияние интенсивности перегара на наблюдаемую величину?

– Именно. Ну как, созрел?

– Слушай, – с искренним сожалением спохватился я, – такое дело… Я тут вспомнил, что завтра…

– Как же ты заебал, – с чувством перебил мой собеседник, – и вот что я имею сказать по этому поводу. Никогда не жалей о принятом решении и не сворачивай с выбранного пути, даже если он ведет к временной потере трудоспособности. Бухло есть твое бусидо. Так что хватит ныть. Время действовать.

– Хер с тобой, – охотно сдался я. – Только не допоздна…

– Тогда на обычном месте через полчаса. И неплохо бы, блядь, не опаздывать.

– До встречи, Стас, – ухмыльнулся я, слушая гудки отбоя.

Машину я бросил во дворе напротив бара – ничего с ней не сделается, завтра заберу. По пути позвонил Нине, чтобы предупредить о том, что буду поздно. Она не ответила – видно, была слишком занята своими динозаврами с рогами. Ну и плевать, хватит ей и сообщения.

Уже совсем стемнело. В зале пока было тихо, но на маленькой сцене уже топтался гитарист, озадаченно перебирая шнуры и тихонько переругиваясь со звукооператором. Место было испытанное, уютное, почти домашнее. Я выбрал столик подальше, в углу, чтобы музыка не била в уши, и сразу заказал большой лонг-айленд и какой-то съедобной ерунды. Сделав глоток, я почувствовал, что прихожу в норму: взвинченное недовольство собой привычно уступало место приятному умиротворению.

Не успел я высосать через трубочку и половины, как в зал с шумным пыхтением, приличествующим, скорее, паровому катку, ввалился мой сегодняшний алкогольный визави. Я сам немаленьких размеров, но на фоне Стасика вид мой жалок и ничтожен. Он огромен, толст, могуч, как фантастический Громозека3, он раздвигает окружающий космос, как имперский крейсер; а дополнительные объемы пространства он отвоевывает иссиня-черной, как у индейца, гривой, и по-кавказски роскошной бородищей от ушей. А еще Стасик – застенчивый грубиян. Вот и сейчас он прогрохотал сапожищами, плюхнул обтянутую потертой джинсой задницу на стул, швырнул брякнувшую железом косуху на подоконник, почесал татуированными пальцами бороду, дико озираясь вокруг, и только после этого соизволил обратить на меня внимание.

– Что это у тебя за моча? – мрачно поинтересовался он, тыча в мой стакан.

– А какой сорт мочи ты предпочитаешь в это время суток? – смиренно улыбаясь, ответил я. – Кларет, фризанте, муссо?

Он покривил лицом, сообщая этим все, что думает о моих шутках, и поднялся.

– Пойду обоссусь. Раз уж об этом речь зашла. А ты закажи мне, как обычно, и выходи на крыльцо, покурим.

Я пожал плечами, потому что бросил курить несколько лет назад, но почему бы и впрямь не подышать теплым сентябрьским воздухом после аперитива? Подозвал официантку, попросил принести два больших пива для Стасика, а себе, подумав, взял коньяк. Не люблю пива – в грубом звоне бутылок и кружек мне чудится что-то поминальное. То ли дело благородный перелив фужеров с крепеньким.

На улице мой приятель, не говоря ни слова, взял меня за рукав и оттащил за кусты, подальше от света фонарей. Там он внимательно осмотрелся по сторонам, присел на оградку и достал из кармана уже забитую и полностью готовую к употреблению самокрутку. Послюнив кончик, он вопросительно взглянул на меня. Я кивнул, но не преминул насмешливо заметить:

– Что, совсем все пропил? Перешел на самосад?