«Ночь огня» и рождение новой общности
До сентября 1944 года союзники щадили Дармштадт и не подвергали его разрушительным бомбардировкам. Но немцы не знали, что в штабе ВВС Великобритании этот город случайным образом выбрали для отработки новой техники разметки целей — как раз благодаря его относительной сохранности и близости к британским аэродромам. Ночью 11 сентября, согласно новой стратегии (ковровая бомбардировка жилых кварталов вдоль семи линий прицеливания, расходящихся из центра города), на город сбросили примерно тысячу тонн фосфорных и других зажигательных бомб — 9 тысяч жителей погибли, 70 тысяч лишились крова. К тому же в Дармштадте из-за перебоев с бензином застряли грузовики со снарядами — они загорелись, начались взрывы, и многие горожане решили, что бомбежка продолжается, даже когда самолеты скрылись. Из-за этого они не успели оперативно выбежать из подвалов и потушить пожары и задохнулись в дыму. В результате сгорело 78 % жилого фонда.
Женщины-информантки почти ничего не могли рассказать об этой «ночи огня»: или начинали плакать, или резко переводили разговор на другую тему. Мужчины же вели себя более собранно, подчеркивая свою ответственность за жизни слабых (жен и детей). Больше всего авианалеты угнетали горожан своей безнаказанностью: тяжело было видеть несущие смерть самолеты на небольшой высоте, не имея возможности остановить их… Однако союзники просчитались: ужас, беспомощность и отчаяние не перешли в протест против войны. «Пока солдаты воевали на фронте, тыл их не предавал», — такова была позиция дармштадтцев, выраженная 53-летним управляющим фабрики.
Нагрудные знаки «За ранение»
Власти предприняли серьезные меры по ликвидации последствий бомбежки, быстро расселив 49 200 горожан, оставшихся без крыши над головой, по 18 соседним деревням и городкам. Однако тут «народное единство» подкачало: крестьяне не особо сочувствовали дармштадтцам и жалели для них еду. В итоге почти 20 тысяч человек предпочли вернуться в разрушенный город — там, по крайней мере, они оказывались среди тех, кто разделил с ними трагический опыт.
Поощряли горожан и другими средствами: например, всем пострадавшим вручили нагрудный знак «За ранение»[75] и в полицейских отчетах вдруг стали называть не погибшими, а павшими, откровенно приравнивая к солдатам на фронте. Женщинам по-прежнему не разрешали убивать врагов на поле боя, но их жертвы признали не менее важными для страны. Впрочем, у самих жительниц Дармштадта, выживавших в разрушенном городе без воды и электричества, эти значки особой радости не вызывали.
«Ночь огня», нацеленная на устрашение гражданского населения, не привела к массовым забастовкам или протестам горожан. Но она сплотила дармштадтцев. Правда, проявилось это сплочение не в речах и дружной ненависти, а в помощи друг другу выжить, расчистить завалы, спасти имущество. И ключевую роль в новом единстве сыграли женщины. Парадоксальным образом бомбы союзников поспособствовали развитию солидарности и взаимопомощи, укреплению связей между людьми, — тех самых низовых социальных связей, что тщетно пытался выстроить нацистский режим.
Home/Front: The Military, Violence and Gender Relations in the Age of the World Wars / Edited by Karen Hagemann and Stefanie Schüler-Springorum. New York: Berg, 2002.
2. Ограбление по-американски: как солдаты США «освобождали» Германию от шнапса, часов и фотокамер[76]
Когда американские части в апреле 1945 года дошли до Германии, экспроприация гражданской собственности пошла с невиданным размахом. Хотя и в соседних странах солдаты прихватывали «сувениры», у немцев они отбирали всё: от шарфов и часов до королевских драгоценностей. Военнослужащие оправдывали свои действия жизненной необходимостью, любовью к сувенирам, местью за зверства нацистов, а армейское начальство принимало различные меры и полумеры, чтобы ввести происходящее в рамки приличий.
Вино и шарфы — «для согрева»
Американская армия вступила на немецкую землю в апреле 1945 года: десятки тысяч солдат и единиц техники переправились через Рейн у Ремагена и хлынули в направлении Франкфурта и Касселя. Настроение военнослужащих изменилось: они пришли на территорию врага, из-за которого пострадал весь мир, а их самих послали умирать за океан. Если во Франции и Италии солдаты старались не обижать гражданских, то ограбление немцев считалось справедливым делом: «Мы давали им испытать то, что они много лет делали со всеми остальными», — заметил один ефрейтор. Чтобы представить законным изъятие ценностей у мирного населения, солдаты придумали множество эвфемизмов: они не мародерствовали, а реквизировали, брали под охрану, конфисковывали, экспроприировали — и освобождали.
Трофейные бригады и массовый вывоз ценностей Красной армией — всем известные факты, тогда как джи-ай (американские солдаты) имеют репутацию невинных охотников за сувенирами или даже защитников культурных ценностей (как в фильме Джорджа Клуни 2014 года «Охотники за сокровищами»). В исторических монографиях и мемуарах эта тема освещается крайне скудно и фрагментарно. Кроме того, военнослужащие далеко не всегда проводили разграничительную линию между сбором трофеев на поле боя и присвоением имущества мирного населения — а ведь последнее находится под защитой IV Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны (статьи 46–47) и Единого свода военных законов США (ст. 75 и 93).
Какие предметы и с какой целью присваивали американские военнослужащие в Германии? Прежде всего надо сказать, что многие солдаты, воевавшие на передовой, впервые за десять месяцев после высадки в Нормандии попали в «культурные» условия: не в мокрый окоп или стог сена на французской ферме, а в дом с горячей водой и чистыми постелями. Почувствовав себя как дома, джи-ай не могли удержаться от того, чтобы не открыть дверцы шкафчиков и буфетов.
Американский пехотинец готовится к наступлению во время Арденнской операции
Сначала, еще холодной зимой во время Арденнской операции и битвы в Хюртгенском лесу[77], солдаты хотели только согреться. Парашютист Дональд Берджетт сорвал меховой воротник с пальто своей хозяйки и пришил его на шинель. Сотни солдат укутывались в кружева (для маскировки) и цветастые шарфы (когда камуфляж им опротивел). Кроме того, они не верили, что пайки D, C и даже К (усиленный) обеспечивают их калорийным и сбалансированным питанием, и таскали овец и телят, совершали набеги на курятники. «Я съел столько яиц, что уже начинал кудахтать», — вспоминает сапер Эндрю Адкинс.
Где еда — там и питье. Американцы знали, что оказались в знаменитых винодельческих и пивоваренных районах, и при вступлении в каждый городок отправлялись на поиски припрятанных бутылок коньяка, шнапса, пива и вина. Наиболее сообразительные сразу шли к первоисточнику: «Первое, что мы начинали искать в каждом городе, — пивоварня или винокуренный завод», — вспоминает пехотинец Гарри ван Зандт. Немцы прикладывали максимум усилий для сокрытия спиртного, но солдаты принимали вызов: охота за алкоголем стала их любимой игрой, и в результате фляжки и бутылки они пытались найти даже там, где их быть не могло. Офицерам пришлось принимать жесткие меры, чтобы военнослужащие, «нагрузившиеся» алкоголем по ночам, не устраивали бесчинств и, главное, утром могли идти в наступление.
Любовь к сувенирам и месть гитлеровцам