Что думают дети после краха политического режима, который их воспитывал? На этот вопрос попытались ответить немецкие ученые, обнаружившие сочинения немецких школьников 1946 года[86]. В этих сочинениях читаются шок, отчаяние, полная мировоззренческая дезориентация и одновременно хитрые способы уйти от ответственности за причиненное соотечественниками зло. Как «сироты Гитлера» осмысляли свое прошлое и настоящее после гибели «отца»?

Разруха и раскаяние

1946 год — «нулевой час» для Германии. Страна в руинах. Оккупация, голод, разруха. И главное — страну предстоит не только заново отстроить, но и очистить от скверны нацизма и приучить к демократии. Немецкий народ, по замыслам всех держав-союзников, должен был не просто покориться — он должен был раскаяться за грехи гитлеризма (чтобы они не вернулись на новом витке).

Важнейшую роль в денацификации играло школьное образование: дети и подростки послевоенного периода родились и выросли при нацистах. Они представляли собой будущее страны и при этом с рождения были пропитаны гитлеровской идеологией. Союзники уделяли особое внимание очищению школ: американские военные, например, потребовали закрыть все школы и открыть их только после чистки преподавательского состава и подготовки новых учебников. В американской зоне оккупации в 1946 году было уволено 60 % учителей.

Однако некоторым сложившаяся ситуация, напротив, помогла сделать карьеру. Один из них — Отто Бартель, которого из обычного директора школы повысили до главного инспектора школ Нюрнберга. В основном он занимался авральным восстановлением: осенью 1945 года на 25 тысяч учащихся в городе приходилось всего 100 классных комнат. Но главной миссией Бартеля стали сочинения и анкеты, посвященные военному опыту и политическим взглядам школьников 1946 года. Проводил свое исследование учитель самостоятельно, не по указке американцев, и, к сожалению, до публикации результатов дело так и не дошло.

Только сейчас эти документы попали в руки историков. Стало понятно, раскаялись ли «дети национал-социализма» в преступлениях Германии против человечества и как они преодолевали собственную травму: только что жили в процветающей и победоносной державе, и тут бомбы, поражение, ненависть всего мира. «Человек, который был моим кумиром, довел нас до беды. Все было напрасно» (Лидия Г., 1929 г. р.). Но каких чувств было больше: сожаления? злости на обманувшую их власть? раскаяния за совершенные ею преступления? Или циничного равнодушия и разочарования в людях?

Завтра была война

Всего за весенний и осенний семестры 1946 года Бартель собрал около семи тысяч сочинений, анкет и рисунков. Первые посвящены таким максимально располагающим к откровенности темам, как «История моей жизни», «Незабываемое событие», «Что я знаю о своих родителях». Социальный состав авторов работ довольно неоднороден: подавляющее большинство материалов получено от учащихся народных школ (восьмилеток) или реальных училищ (аналог ПТУ) и только одного класса гимназии (где учились дети среднего класса). Зато юношей и девушек примерно поровну.

Структура сочинений немецких подростков более или менее однотипна: рассказ о счастливой довоенной жизни, жизнь в эвакуации, бомбежки, призыв отцов в армию и страх от разлуки с ними, конец войны, появление союзников, дефицит, голод, страх и надежда на лучшее будущее. Так же шаблонно школьники рассказывают биографии своих родителей.

И все же главным организующим повествование фактом является война. Такие биографические вехи, как дни рождения, переход в среднюю школу, первая любовь, рождение братьев и сестер, уступают трехчастной структуре: жизнь до, во время и после войны. Эрих А. (1934 г. р.) пишет о счастливых каникулах, когда он помогал отцу ухаживать за коровами и собирать урожай, а вечерами папа играл на гитаре. «Но все кончилось, когда пришла война. 11 марта 1940 года отца призвали в армию, и мы покинули наш маленький домик». «Когда я пошел в первый класс, пришла война. Счастливые дни детства закончились» (Генрих Э.). Война описывается как нежданная и неумолимая сила, ломающая жизнь ребенка. А потом она все больше вторгается в частную жизнь — ежедневными бомбежками, например.

Иногда война настолько травматичный опыт, что школьники вообще не упоминают ее в сочинениях. Так делает и Вильгельм Э. (1932 г. р.), у которого на фронте убили многих родственников и разрушили дом во время бомбежек. Школьники часто пытаются отвлечься, рассказывая о своих подвигах, или прибегают к успокоительной житейской мудрости (особенно в заключительной части сочинений). «Великое счастье — спастись, обрести дом и семью» (Курт Э., 1934 г. р.). «Больше всего я мечтаю о том, чтобы мой отец вернулся домой. Тогда моя юная жизнь станет счастливой. С новой смелостью молодежь смотрит в будущее!» (Гертруда К., 1935 г. р.).

Кто виноват и что делать

А что же политика и идеология? В сочинениях их легко было обходить стороной, зато в анкетах Бартель ставил вопрос ребром: «Кто виноват в наших несчастьях?» И получал в ответ: «Это выше моего понимания», «Я не политик», «Я не занимаюсь политикой» — подобных формулировок очень много! По мнению одного из учителей, дети опасались говорить прямо из-за страха перед родителями. «Я ничего не могу писать про деда» — такие строчки, нередко перечеркнутые, тоже встречаются в анкетах.

Однако не менее часто аполитичность оказывается и искренней жизненной позицией. «Молодые партии пытаются зацепить нас броскими лозунгами. Но мы скептичны, боязливы и подозрительны. За кем идти? Чьему авторитету верить?» (Дитер Г., 1931 г. р.).

В католическом Нюрнберге многие молодые люди искали опору в религии. «Опираясь на свои внутренние убеждения, я стал на сторону католической молодежи. Она воплощает мои идеалы — восприятие всего человеческого существа в христианском духе», — написал Герман Ц. Но гораздо чаще юные немцы отдавали предпочтение протестантским ценностям. На вопрос «Как, по вашему мнению, мы сможем снова подняться?» многие отвечали: «Путем усердия и трудолюбия». Труд воспринимался многими подростками как безусловное, с моральной точки зрения, благо, далекое от любой политики. На вопрос «Как вы поможете вернуть почет нашему народу и уважение к нему?» Маргитта Х. (1929 г. р.) ответила: «Трудиться, вырабатывать гордый характер и не поддаваться американским солдатам. Сейчас это — главная задача немецкой женщины».