Всем известно, что президент Трамп лжет. Его команде юристов в начале 2018 года пришлось совершить сложные маневры, чтобы он избежал обязанности свидетельствовать под присягой; они опасались, что любая ситуация, где он будет вынужден уточнять свои расплывчатые рассуждения, образует «ловушку лжесвидетельства». Сам Трамп давно не отрицает вранья, на котором основаны его прежние карьерные достижения. Краниш и Фишер сообщают, что его первый крупный успех – сделка с «Пенн-Централ» по выкупу отеля «Коммодор» – состоялся только благодаря «трюку, вводившему в заблуждение, которым он впоследствии хвастался». Трамп представил городским чиновникам «то, что выглядело как соглашение с продавцами», чтобы совершить сделку, которая, судя по документам, была уже закрыта. Как пишет сам Трамп в «Искусстве сделки», его партнеры по первому проекту казино в Атлантик-Сити вошли в дело после того, как он обустроил живописную стройплощадку, которая должна была «убедить их, что мое казино уже практически готово», хотя «на самом деле я продвинулся вовсе не так далеко». Он назвал эту уловку «подтверждением впечатления, в которое они были готовы поверить». Краниш и Фишер рассказывают, что во время своих банкротств несколько лет спустя «Трамп цеплялся за имидж миллиардера. “Это нелепо, – говорил он в ответ на предположения, что у него не хватит наличных денег для расчетов с подрядчиками, построившими «Трамп Тадж-Махал». – У меня масса денег”. Однако за кулисами он лихорадочно договаривался со своими банкирами».

Стратегические и вербальные отступления от реального положения вещей были настолько привычными в его подходе к бизнесу и жизни в целом, что он даже придумал термин «правдивая гипербола» – оксюморон, который выражает презрение к языку, смыслу и доверию. Не так давно его президентская команда предприняла еще одну, не менее бессмысленную попытку сделать ложь более сносной и терпимой. Это пресловутая «теория альтернативных фактов» Келлианны Конвей. Эта ложь настолько вошла в обиход, что в крупнейших СМИ появилась целая индустрия контролеров «альтернативных фактов», вызванная манерой президента опираться на ложь в своей коммуникативной стратегии. «Вашингтон Пост», к примеру, насчитала более двух тысяч «ложных или вводящих в заблуждение утверждений» за первый год президентской службы Трампа.

Лгут все, и это становится благословением и проклятием при попытке оценить глубинные аспекты патологического вранья Дональда Трампа и степень угрозы для нации, которую оно представляет. Большинство из нас не хочет думать, что наша ложь может подвергать риску жизнь и благополучие окружающих. Но чаще всего мы не навлекаем катастрофу на себя и других людей своей незначительной ложью, так как далеко не все из нас – патологические лжецы. И разумеется, большинство не собирается умышленно распространять неправду, добиваясь доверия миллионов людей, а потом злоупотребляя этим доверием.

Поскольку во многих из нас прячется небольшой лжец, люди недооценивают риск получения высшей государственной должности человеком, чей психологический профиль соответствует патологическому лжецу. Теперь Америка подвергла себя этому риску и выбрала президента, движимого особыми психическими побуждениями, превосходящими все, что допускает обычный человек, лгущий по мелочам. Патологическим лжецом управляют такие мощные подсознательные факторы, что ему практически невозможно удерживаться от лжи. Для патологического лжеца вранье – болезненное пристрастие и перверсия, которая неосознанно служит источником защиты и власти. Такой человек защищается от страха неприятия, вины и утраты, насаждая ложное ощущение могущества, контроля и способности манипулировать другими людьми. Поскольку большинство из нас время от времени лжет, мы склонны ошибочно наделять патологического лжеца презумпцией невиновности. На самом деле это психически нездоровый человек, и ему нельзя доверять.

Для многих из нас ложь означает просто неправду: сочинение историй или фальсификацию фактов, чтобы ввести в заблуждение других людей. Мы часто связываем ее с преступниками и мошенниками, отрицающими свои злодеяния или манипулирующими чужим восприятием ради своей выгоды. С точки зрения психоанализа, речь идет о лжи другим людям или о лжи самому себе. Разумеется, это можно делать одновременно, но в конечном счете психодинамика, побуждающая лгать другим, приводится в действие подсознательным побуждением лгать себе, отрицая тот аспект реальности, который человек не хочет признать или принять.

Ложь может иметь осознанную цель – защиту человека от реальности, которую он отрицает, – но у нее есть своя цена. С психоаналитической точки зрения она возникает из детской потребности отделиться от матери. Точно так же, как ложь служит попыткой отвернуться от правды, детская ложь – попытка отвернуться от матери. Как мы видели раньше, детские чувства по отношению к матери представляют собой противоречивое сочетание потребности и возмущения. Эта динамика обычно становится первым источником беспокойства для маленького человека. Ложь призвана справиться с этим беспокойством, утверждая индивидуальность и независимость ребенка.

Когда детская ложь впервые принимается на веру, младенец выходит на новый уровень отчуждения от матери. Это опыт освобождения; ребенок чувствует себя отдельным человеком, контролирующим ситуацию. Но этот опыт пугает, потому что он отделяется от заботливой матери (а также от матери раздражающей и устанавливающей границы). Ложь дает ребенку желанную цель: независимость, пусть даже временную, но оставляет его в изоляции и одиночестве. Таким образом, утверждение своей силы оставляет ребенка в уязвимом положении, и его реакция на уязвимость – могучая сила, формирующая характер. У некоторых детей реакция состоит в повторном утверждении своей силы, когда они выдумывают новую ложь, и из этой последовательности порой рождается модель привычной и даже патологической лжи.

Психоаналитическое исследование часто показывает, что патологический лжец в детстве испытывал проблемы с вниманием родителей. Биографы и наблюдатели отмечают: поведение Трампа во многом копирует поведение обоих его родителей. Его отец постоянно был занят и виделся с детьми, лишь когда они навещали его в рабочем кабинете или на стройплощадке. Дональд приспособил эту схему к своему отцовскому стилю и ограничил время общения со своими детьми их визитами к нему на работу. Его мать часто отсутствовала и, по многочисленным свидетельствам, вкладывала больше сил в имидж жены богатого торговца недвижимостью, чем в воспитание детей. Эти обстоятельства вызывают вопрос, считал ли маленький Донни, что родители лгут ему или не доверяют ему настолько, чтобы говорить правду. Для ребенка, жаждавшего внимания, такие родители были совершенно не такими, как они выглядели на людях, демонстрируя любовь и заботу.

Если ребенок получает от родителей противоречивые сигналы, ему трудно понять, какие из них подлинные, а какие ложные. Ребенок, чувствующий, что родителям больше нравится абстрактное представление о сыне, чем их живой сын, может вырасти во взрослого человека, которому нравится свой придуманный образ, а не трудная и долгая работа по созданию и сохранению реальности, которой соответствует этот образ. Например, такому человеку больше нравится идея президентства, чем вся тяжелая работа, подразумеваемая этой должностью.

Когда патологический лжец становится взрослым, источник его беспокойства меняется, но потребность справляться с беспокойством никуда не уходит и даже усиливается. Каждое незначительное искажение истины заставляет его еще больше отступать от действительности; по мере их накопления возникает целая система дезинформации. Сам того не осознавая, лжец вписывается в новую систему, продиктованную этими изменениями. Система становится «новой истиной», и лжец может справляться со своим беспокойством, лишь поддерживая изощренную конструкцию вранья; факты должны быть не тем, чем они являются, а тем, чего требует система. Со временем он позволяет окружить себя новой системой «измененных фактов», поддерживающей его потребность в определенности. Это необходимо для управления первоначальным беспокойством, подвигнувшим его на первую ложь.

Политическая карьера Дональда Трампа основана на лжи – на той самой бесславной «первородной» лжи, с которой он нападал на законность президентства Обамы. Как и многие его байки, ложное утверждение Трампа о том, будто Обама родился в Кении, достойно отдельного рассмотрения. В неявно выраженном расистском страхе перед «иными» читается страх перед собственной незаконностью, рожденный из осознания своих провалов в качестве бизнесмена. Но подсознательный импульс, ведущий ко лжи, предшествовал ее формированию. Возмутительная ложь о том, будто Обама не являлся гражданином США – и таким образом не мог быть законным президентом, – направлена на достижение той же психологической цели, что и первая ложь Трампа для своей матери. Она утверждает его независимость, отделяет его от других критиков Обамы и будущих кандидатов так же, как лживый маленький Донни отделил себя от четырех братьев и сестер в многодетной семье Трампов. Хотя Донни был законным ребенком, в его рождении не было необходимости, потому что у него уже имелся старший брат, получивший имя в честь отца. И как бы сильно отец ни любил его, Донни не мог стать Фредом Трампом-младшим, законным наследником своего отца.

Когда «первородная» ложь была произнесена, Трамп занялся сооружением системы, построенной на фундаментально ложной предпосылке о происхождении Обамы. Эта первая ложь породила нечестные дополнения и измышления – от заявлений ищеек Трампа, подтверждавших рождение Обамы за рубежом, до обвинений в том, что незаконный президент прослушивал переговоры популярного кандидата. Эта система разрасталась вместе с потребностью Трампа заставить других людей поверить его лживым утверждениям. Наблюдатели с удивлением отмечают, как регулярно Трамп удваивает лживую информацию, которую он распространяет. Но удивляться тут нечему – подсознательная цель его вранья просто не дает ему поступать иначе.

По мере роста и развития системы вымыслов, растет и ее способность удовлетворить потребность лжеца в успокаивающей иллюзии определенности. Поэтому Трамп ведет себя уверенно, когда его ловят на лжи, как это произошло с обвинением в прослушивании разговоров в «Трамп Тауэр». Патологическому лжецу нравится чувствовать, что он знает правду, – в эту иллюзию он слишком сильно вложился, чтобы повернуть назад. Он вынужден придерживаться своей лжи, сохраняя впечатление всезнания, которое может рухнуть из-за любой поправки или извинения. Эффект уверенности призван рассеивать сомнения других людей, в чьей вере нуждается великий лжец.

Трамп вырос в фиктивной системе ценностей, которую он продолжает подсознательно имитировать в должности президента. В своей первой государственной речи он обратился к жителям Пуэрто-Рико: «Мы с вами, мы любим вас, и вместе мы все преодолеем». FEMA[6] уже объявила, что запасы еды и пресной воды закончатся на следующий день. Своими ложными заверениями президент Трамп воссоздавал динамику отношений безразличной матери, обещающей любовь и заботу, уже зная, что ничего этого не будет. Он совершенствовал иллюзию существования в вымышленной системе, когда изображал успешного бизнесмена в телевизионных реалити-шоу, хотя на самом деле переживал период профессионального упадка. Он сидел на воображаемом рабочем месте, сооруженном в «Трамп Тауэр». Если верить утверждению Майкла Вольфа, Трамп расширил свою фиктивную систему до грандиозных масштабов, когда вел президентскую кампанию без намерения одержать победу. Теперь он выполняет церемониальные обязанности главы государства, не являясь президентом по своей сути. Его уже знакомый способ публичных контактов – говорить одно, подразумевая или делая нечто совершенно иное, – почти предсказуем с учетом его прошлого жизненного опыта.

Некоторые наблюдатели предполагали, что президентская кампания Трампа 2016 года началась (по крайней мере, в душе кандидата) вечером 2011 года на ежегодном ужине Корреспондентской ассоциации Белого дома. Там Трамп подвергся насмешкам со стороны выступавших, – особенно устроителя мероприятия Сета Мейерса и президента Обамы, чьи реплики были направлены на ложь Трампа о его рождении за пределами США. Для человека, поглощенного производимым впечатлением, такая публичная порка, несомненно, была унизительной. Но опровержение лжи о рождении Обамы было нацелено не только на самого Трампа, но и на всю систему вымыслов, которую ему приходилось поддерживать в своем уме и внедрять в умы других людей. Психологические ставки для Трампа были выше, чем думали слушатели.

Какими бы ни были сознательные мотивы Трампа для нападок на Обаму, собственное публичное унижение не входило в его цели. Теория психоанализа предполагает, что первая ложь ребенка своей матери представляет собой подсознательную реакцию на возмущение, которое он испытывает, когда впервые оказывается обманутым или униженным матерью, уделяющей ему недостаточно внимания. Только веские обстоятельства в зрелом возрасте могли пробудить воспоминания об этом младенческом унижении – особенно у такого публичного человека, как Трамп, испытывающего страх и отвращение перед унижением. Став в юности свидетелем общественного пренебрежения к конструктору моста Вераццано-Нарроуз, он, по его собственным словам, твердо усвоил этот жизненный урок и вознамерился никогда не представать в роли «посмешища» или «легкой добычи». И когда Трамп подвергся публичному осмеянию за свою ложь, коренившуюся в его воспоминаниях о давно пережитом унижении, было вполне предсказуемо и даже неизбежно, что он стал еще более ожесточенно и громогласно отстаивать систему вымыслов, созданную им вокруг Обамы.

Детская травма, пережитая из-за безразличного отношения матери, никогда надолго не покидала Трампа. Она позволяет ему неосознанно связываться со своими вернейшими сторонниками, чьи собственные обиды и пережитый обман укрепляют построенную им систему лжи. Значительное число его сторонников указывает на то, что им лгут не только вашингтонские политики, но и влиятельные люди из ведущих СМИ, унижавшие Трампа в 2011 году. Эта динамика парадоксальным образом облегчила вранье Трампа своим избирателям на предвыборных митингах 2015 года. Хотя его ложь во время президентской кампании должна была усыпить бдительность избирателей, ее главной целью было приобретение власти и влияния. По мере того как он транслировал слушателям собственное ощущение обманутого человека, они становились его «шутами» так же, как он когда-то был «шутом» для своей матери. Но они – не его жертвы. Его избиратели годами считали, что их предали оторванные от жизни вашингтонские политики; возможно, при этом они заново переживали разочарование в собственных родителях. Трамп инстинктивно распознает эти нарциссические травмы, побуждая людей давать выход своему негодованию за то, что их так долго игнорировали.

Однако в пылу предвыборных митингов, когда Трамп рассказывает своим слушателям ту ложь, которую они хотят услышать, они вовсе не чувствуют себя одураченными. Патологический лжец движим потребностью воссоздавать детское ощущение всемогущества; он больше не заставляет мать поверить в свою ложь, но убеждает в этом других людей. Почему они верят ему? Потом что те, кто бывает одурачен патологическим лжецом, испытывают подсознательную потребность опосредованно разделять его всемогущество. Вопиющая ложь Трампа оказывает такое сильное влияние на его сторонников именно из-за своей возмутительности. Психическая динамика Трампа подсознательно знакома его избирателям, жаждущим иллюзии всемогущества, которую он воссоздает своей ложью, и ощущения власти, которое они опосредованно испытывают от его лжи. Но в конечном счете им придется платить за это.