Трамп постоянно хвастается «прекрасными» домами, творениями и сделками, – возможно, памятуя о том, сколько чужих кубиков он присвоил в ходе этого процесса.
Наверное, версия Харта – единственное печатное упоминание о разочаровании детей Трампа в своем отце. Нетрудно представить, какими травмирующими были бы эти высказывания для Фреда-младшего, чьи неудачи «официально» объяснялись его мягким характером, а не пренебрежением его отца к деловым и общественным нормам. Дональду пришлось унаследовать это пренебрежение, чтобы преуспеть там, где это не удалось его брату.
Оглядываясь назад, можно сказать, что Дональд переписывает свое прошлое с целью показать, как высоко он чтит своего отца… и это становится дополнительным свидетельством его страха перед отцом. Детский страх проникает в зрелый возраст, подрывая способность взрослого человека размышлять ясно и в интерактивном режиме. Поэтому Дональд редко проявляет агрессию в личном общении; он выражает ее в Twitter, скрываясь в безопасном месте.
Он также переписывает свое прошлое, преуменьшая размер помощи, которую получил от семьи. Президент Трамп неоднократно хвастался своим образованием в «Лиге Плюща» и родословной от Уортона, но он обязан этой возможностью своему старшему брату. Блэр пишет, что Фред-младший определил Уортон как «лучший выбор для преемника Фреда-старшего, но так и не смог поступить туда. Имея перед глазами пример Фредди, Дональд не стал сразу же подавать документы в Уортон, а провел выпускной году в NYMA, перелистывая десятки университетских каталогов, которые хранил в спортивной сумке под столом. После двухлетней учебы в Фордхэме с приличными оценками и собеседования с дружелюбно настроенным членом приемной комиссии, который был старым школьным приятелем Фредди, Дональд смог добиться перевода в Уортон».
В данном случае именно Фред-младший пришел на помощь Дональду. Но чаще в роли спасителя выступал Фред-старший, который неоднократно помогал ему избегать финансовых неприятностей (о чем тот тоже предпочитает умалчивать в историях о своем подъеме на вершину). Привычка полагаться на отцовскую помощь составляет резкий контраст между ним и его старшим братом. После краткого пребывания в семейном бизнесе, Фред-младший выбрал карьеру в авиации – той профессиональной области, где он мог отличиться без помощи имени или состояния его отца. Дональд же не только наживался на отцовском имени и связях, но и опирался на его финансовую поддержку. Это «маленький заем» в миллион долларов, полученный от отца в начале карьеры в сфере недвижимости и многие миллионы, потраченные Фредом-старшим на фишки в одном из казино Дональда в обход закона о банкротстве, чтобы помочь тонущему сыну удержаться на плаву.
Хотя Дональд был свидетелем того, как отец фактически разрушил жизнь Фредди, он на подсознательном уровне полагался на отцовскую готовность спасти его в трудную минуту. Со временем он перешел в режим ожидания материализации такой помощи. С другой стороны, Фредди страдал и умирал без всякой надежды; как может подтвердить каждый, кто видел, как любимый человек умирает от алкоголизма, бессилие семьи перед прогрессирующей болезнью уничтожает саму идею спасения.
Иррациональная вера Трампа в то, что он каким-то образом спасется в любой ситуации, вполне может быть проявлением травмы, связанной с падением его брата. Необоснованная вера в благоприятный исход могла возникнуть в качестве защиты от понимания, что он разделял либо уязвимость брата, либо отцовскую агрессивность, либо то и другое. Но, оглядываясь на некоторые драматические обороты его карьеры, включая восхождение к финансовым высотам после банкротства, можно понять, каким образом Трамп пришел к убеждению в том, что он всегда выйдет сухим из воды. В зените своей деловой карьеры перед уходом в политику, он восстановил свое благосостояние, переориентировав бизнес со строительства и недвижимости на брендинг фамилии «Трамп». Это было очередное спасение имени отца, хотя тот уже не принимал в нем участия.
Все больше дистанцируясь от своего брата и отождествляя себя с отцом, Трамп пробует свои силы в противоположном амплуа. Играя роль спасителя, он стоит перед аудиторией политических сторонников, ищущих избавления, и заявляет: «Только я могу это исправить!» Вера Трампа в свою спасительную миссию отчасти порождена подсознательным пониманием, что он не может быть ни своим обреченным братом, чьему месту в семье он некогда завидовал, ни своим отцом, к чьей силе он стремился и боялся ее. Их смерть от алкоголизма и болезни Альцгеймера соответственно наглядно показала Трампу, что никто не может быть неуязвимым. Теперь Дональд, ставший семейным патриархом, плывет без якорей, оставшись лишь со своими бесконтрольными и патологическими защитными механизмами. Ему приходится считать себя спасителем, так как признать обратное слишком болезненно.
Дональд, ставший семейным патриархом, плывет без якорей, оставшись лишь со своими бесконтрольными и патологическими защитными механизмами.
Но мучительный урок гибели брата, несомненно, бросает тень на память об отце. Десятилетия спустя Краниш и Фишер спросили кандидата Трампа о злоключениях его старшего брата, и ответ мог бы показаться вдумчивым для человека, не знакомого с часто повторявшейся фамильной присказкой. «Фредди просто не был “убийцей”, – сказал Дональд, повторяя любимое определение своего отца для успешного сына». Естественно, подразумевается, что кто-то
Дональд также говорил Кранишу и Фишеру, что смерть Фредди была «самым горьким из того, что мне пришлось пройти». Он на опыте брата научился «оставаться начеку на все сто процентов», но так и не признал, что силой, от которой не смог защититься его брат, был их собственный отец. По свидетельству Краниша и Фишера, вскоре он высказался еще более откровенно. «Человек – это самое жестокое животное, а жизнь – ряд сражений, которые заканчиваются победой или поражением, – сказал Трамп через два месяца после смерти своего брата. – Просто нельзя позволять другим людям делать из тебя идиота».
Таким образом, история падения Фреда-младшего неразрывно связана с историей выживания Дональда. Наблюдая за трагическими последствиями изгнания брата из семейного бизнеса, Дональд понимал, что единственный способ защиты от отца – объединиться с ним, чего бы это ни стоило. Он страшился судьбы Фредди. Концепция «если не можешь побить их, присоединись к ним» упускает из виду возможность того, что кто-то еще пострадает. Выступление кандидата Трампа в роли спасителя, который «снова сделает Америку великой» – самый экстремальный пример его отождествления с агрессором: он надевает отцовский плащ и собирается не только защитить заблудшего брата, но и спасти целую нацию.
Правда, отождествление с агрессором лишь ограниченно эффективно в качестве защитного механизма. Вместо преодоления гнева, который жертва испытывает к обидчику, такая схема затушевывает или переориентирует его. Неутоленная враждебность представляет собой могучую силу, так как обида передается другим жертвам. В случае Трампа, такими жертвами в конце концов могут оказаться все те, кто верит его обещаниям прийти им на помощь в нужный момент.
Соперники
Если вы не сводите счеты, то вы просто болван!.. Я люблю сводить счеты. Мне постоянно создают проблемы. Я давлю на тех, кто это делает, – и знаете что? Люди не валяют со мной дурака так, как они делают с другими. Они понимают, что, если будут так поступать, им предстоит крупная драка. Нужно всегда сводить счеты.
Вполне логично, что до прихода в политику Дональд Трамп получил огромную известность не как строитель, делец, опытный переговорщик или магнат, а как персонаж в конкурсном реалити-шоу. Конкуренция свойственна Трампу больше, чем все остальное. Всю свою жизнь он занимался соперничеством: в качестве брата, спортсмена, бизнесмена, участника реалити-шоу, а теперь и политика. Он получал прибыль – или мог бы получать, если бы был лучшим бизнесменом, – от универсального инстинкта соперничества, который пытался максимально использовать в своих казино, футбольной команде и конкурсах красоты. Но соперничество Дональда с отцом оказало больше влияния на развитие его личности, чем любая другая конкуренция. Его отголоски слышны в глобальном масштабе сейчас, спустя годы после смерти отца.
Трамп пишет в «Искусстве сделки», что «не хотел заниматься тем же бизнесом, что и мой отец», то есть «строительством арендных домов в Квинсе и Бруклине… Это очень трудный способ зарабатывать деньги». Трампу хотелось «попробовать что-то более масштабное, величественное и увлекательное». С самого начала он желал превзойти отца хотя бы по шкале эффективности и публичного интереса. Но в его описании отцовского бизнеса содержится неявное отрицание правил и предписаний, которые некогда помешали развернуться его отцу и сужали пространство для маневра на рынке многоквартирного жилья.
В другом месте «Искусства сделки» Трамп сопоставляет мотивы своего и отцовского подхода. «Мой отец строил дома в Бруклине и Квинсе для семей с низким и средним доходом, но я даже тогда тяготел к более элитным местам, – пишет он. – Когда я работал в Квинсе, мне всегда хотелось строить на Форест-Хиллс. Когда я стал старше и, возможно, умнее и опытнее, я осознал, что, несмотря на привлекательность Форест-Хиллс, это все же не Пятая авеню». (Разумеется, это происходило за десятилетия до того, как Дональд стал отзываться о Пятой авеню как о месте, где можно застрелить человека «без права обратного требования».) «Тогда я начал посматривать в сторону Манхэттена, поскольку еще в ранней молодости хорошо представлял, чем хочу заниматься. Меня не удовлетворяла просто возможность хорошо зарабатывать. Я хотел громко заявить о себе и построить нечто монументальное».
Разумеется, эти слова были написаны с ретроспективной оценкой, и у нас нет никаких исторических свидетельств того, что юный Донни Трамп замышлял построить нечто монументальное на Манхэттене. Мы знаем, что он совершал тайные поездки на Манхэттен для пополнения своей коллекции ножей. В сознании подростка это было место, где он бросал вызов отцовскому авторитету, вступал в скрытое соперничество с ним.