— Овцы и кони сыты, коровы дают белую пищу по доброте твоей и твоих детей, о Великий, — неторопливо, как предписывали обычаи, ответил Бадма и добавил: — Воины храбры, броня крепка и танки наши быстры.

— Крепка, говоришь? — Эсэге-Малан с сомнением посмотрел на прожжённый комбинезон танкиста.

— Правду он говорит, старый, — голос вошедшей в юрту бабушки Манзан-Гурмэ отвлёк патриарха от дальнейших вопросов. — Злые духи сгубили экипаж машины боевой.

— Из наших кто? Убью ханзохынов!

— Не ругайся, людей бы постыдился. И пьёшь с утра.

— У нас всегда утро.

— Тем более. А воина обратно отправь, ему только через семьдесят лет мало-мало помирать. Угробил немецка шулмус хорошего человека, нохоой. Возвращай немедленно на землю, пусть живёт.

— Погоди, жена, не торопись. У меня же отчётность.

— А у него приказ. Забыл, что Яса говорит? А Николе-бурхану сообщишь об ошибке.

— Ага, и опять, как в прошлом году, переходящее Красное Знамя не получим. Кимереть по шести показателям впереди идёт.

— Нечистого духа, которому Гудериан душу продал, предъявишь. Его Ехэ-шубуун поймал. И съел.

— Так чего тогда предъявлять?

— Так не сегодня же? А завтра будет. Тот же самый хуухэ шубуун шаазгай, только сильно бывший в употреблении, однако. У Николы микроскоп есть?

— У Николы всё есть, — кивнул Эсэге-Малан. — Шаргай, пусть Великий Орёл отнесёт воина обратно.

— И танк, — попросил повеселевший Бадма.

— Танк нельзя, он на профилактике. Завтра переправим.

— А мехвода моего?

— Может, тебе ещё взвод добрых тенгриев? И не торгуйся с Владыкой небес!

Божественная Бабушка наклонилась и что-то прошептала мужу на ухо.

— Ладно, тоже завтра. Только учти — инструмент ему не отдадим, пусть своим обходится.