Торопов потом толком так и не смог вспомнить, каким образом он выбрался сам и вытащил истекающего кровью лесника через подземный лаз.
А когда таки выбрался на поверхность и выволок за собой еле шевелящегося Сарафанова, упал на спину и никак не мог надышаться таким вкусным воздухом. Они лежали рядом с дымящейся дырой в склоне оврага, густо поросшего кустарником, метрах в тридцати от вовсю полыхавшего дома. Оттуда слышались крики и бабьи причитания, кто-то тревожно стучал железным шкворнем по куску рельса, подвешенному у сельсовета.
– Спасибо, – тихо сказал лесник. – Дал на солнце ещё разок поглядеть перед смертью.
– Да что ты говоришь! – попытался его подбодрить учитель. – Сейчас вот передохну и побегу к председателю. Перебинтуем тебя, а потом и в больничку. Поправишься.
– Я крови потерял много, – сказал Сарафанов. – Да и почку, он мне похоже зацепил. Так что не доехать мне. Минут через десять, много – полчаса, и кончусь.
Он как-то оценивающе посмотрел на Торопова.
– Ты. Вот что, всё рассказать я тебе не успею. И так перед глазами всё плывет. Так что слушай главное. Эти пятеро, что у меня в сторожке – они из Будущего.
Торопов аж рот открыл от удивления.
– Думай, что хочешь, только не перебивай, – продолжил Сарафанов. – И Будущего послали к нам, в 19… год, человека подправить историю. Что именно – не знаю. Они не говорили. Только в момент переброски что-то произошло, авария или сбой какой, и вместе с ихним агентом, попали ещё люди. В основном, все погибли. Я сам был там неделю назад. Снег, и тела на куски порванные. Но четверо лишних – уцелело. И они не знают про засланного, думают, что все произошло нечаянно. А тот не признаётся почему-то. Такой вот расклад…
Взгляд полузакрытых глаз медленно Сарафанова стекленел. Дыхание стало частым и коротким.
А до Торопова, наконец, дошло: бредит лесник. Какой снег? Лето в разгаре! Он выдохнул разочарованно.
Сарафанов вздрогнул, застонал, открыл глаза, с трудом сфокусировался на учителе.
– Книжка, – прохрипел он. – Книжка его с экранчиком. Он схоронил, а я проследил и перепрятал. В сторожке. В собачьей конуре… Увидишь, тогда поверишь… И тетрадка. Я туда всё… Я записал… Только пережди, они скоро уйдут… Уедут… На поезде…
Голос его снизился до шёпота, потом и он пропал, лишь слегка шевелились губы. Потом застыли и они. Из груди вырвался выдох, а вдоха так и не последовало.
Торопов встал. Его качнуло, закружилась голова.
Шаг, другой, третий…
– И что теперь делать собираешься? – спросил сам у себя. – Куда ты идти собрался? И что ты там скажешь?
И сам же себе ответил:
– Правду. Как все было, так и расскажу.
Местность как-то сузилась, он шёл, будто по коридору, ограниченному с двух сторон высокими стенами из серого дыма. Низко пролетавшая птица больно хлестнула крылом по щеке. Он остановился, мазнул рукой по щеке и увидел кровь. Или это была копоть? Сощурился, силясь рассмотреть, спросил: