В числе этих отчаянных беглецов был хорошо знакомый Владыкиным сельчанин-вор по кличке «Серега-рябой», вечный тюремщик, как его все называли. Общительный, всегда смеющийся человек, на воле он жил только в летнюю пору, к зиме же садился на пять-шесть месяцев в тюрьму. Иногда по освобождению он жил у Владыкиных, с вниманием и слезами слушал Слово Божье. На спине и на груди у него были выколоты большие кресты, на тесемке под рубашкой болтался костяной крестик. Он был глубоко убежден, что Спаситель во всем помогает ему; как в удачной краже, так и тогда, когда удавалось удачно удрать от преследователей. Хорошо запомнился Павлушке его образ за тюремной решеткой с большим черным Евангелием в руках. Часто по воскресеньям Петр Никитович из сада подолгу беседовал с Сергеем Рябым. Всякий раз тот со слезами раскаивался в воровстве и всякий раз клялся, что по выходе он все «завязывает», но этой серьезности хватало только на день-два по возвращении. Вскоре после того опять его видели весело улыбающегося, со скрученными назад руками, в сопровождении конных стражников, ведущих его в тюрьму. Его брат Федор, имея другую фамилию, в этой же тюрьме служил «коридорным» (надзирателем в тюрьме) и по-свойски облегчал тюремную участь Сергея. Жалко было Павлику «Рябого», и во время пребывания его на свободе, сидя у него на коленях, он рассказывал ему стишки и просил покаяться.

Почти весь 1924 год Н-ская община проскиталась по частным домам, не имея дома молитвы. Многие посетители потеряли ее из глаз, хотя так любили ходить на собрания. Наконец осенью Господь исполнил молитвы верующих. Семья Григория Наумыча обнаружила по соседству с собой большое помещение бывшей чайной. Старенькая хозяйка, очень религиозная женщина православного вероисповедания, охотно отдала переднюю часть дома под собрания за определенную плату. Дом был расположен на окраине города, вблизи железнодорожной станции, среди садов и огородов на мощенной многолюдной улице, соединяющей город с заводскими поселками.

В первый раз на новом месте верующие с ликованием в душе благодарили Бога за великую милость как к ним, так и к городским жителям. С молитвой все собравшиеся приступили к оборудованию дома. Сделали много скамеек для слушателей и для будущего хора; один брат, работавший в конструкторском бюро завода, написал тексты. На передней стене большими буквами было написано: «Мы проповедуем Христа распятого», на другой стене на фоне золотых лучей восходящего солнца ярко выделялось: «Где Дух Господень, там свобода». Были и другие тексты. На задней стене в рамке висели выписки из государственного закона об охране богослужебных помещений и из Конституции: «В целях обеспечения за гражданами свободы совести, церковь отделена от государства и школа от церкви, а свобода религиозной и антирелигиозной пропаганды признается за всеми гражданами».

На открытие молитвенного дома приехали из Москвы братья проповедники: Довгалюк и Гартвик. Верующие пригласили всех родственников и знакомых, и дом молитвы наполнился до отказа. Открылись и небеса в своем благословении, так что все сердца переполнились ликованием, хвалой и благодарностью Господу.

Павлушкиному сердечку было тесно в детской груди от восторга. Его очаровали пение и скрипка, которую братья привезли с собой, любезность и ласки гостей. Вдобавок ко всему посетила и Надя свою общину, приехав с подругами на праздник, а больше всего обрадовало Павлика покаяние Катерины, дорогой бабушки. Весь свой запас стихотворений он израсходовал на этом собрании.

До вечера люди не расходились. После утреннего собрания часть скамеек были подняты на специально приготовленные «козлы», покрыты скатертями и уставлены пищей. После молитвы началась трапеза любви. Было пропето немало новых гимнов, рассказано стихов и проповедей. Один из московских гостей, брат Довгалюк, призвал к тишине и передал случай из жизни братства:

— Пятьдесят лет назад, — начал он, — Господь посетил пробуждением нашу страну. В числе первых обращенных и посвятивших себя и свой дом на служение был многим известный брат Иван Григорьевич Рябошапка. Господь благословил его особенной мудростью и даром проповеди. Везде, где ступала нога проповедника, он возвещал людям Евангелие Иисуса Христа. Несмотря на сопротивление духовенства, слепое преследование жителей и запреты, многие люди, порой злые ненавистники, падали на колени в искреннем раскаянии. Весть о спасении быстро стала распространяться и проникать из деревень и хуторов в города. Рябошапку вызывали для бесед разные большие люди: священники, архиереи, приставы и губернаторы, простые и знатные — и всем брат, исполненный мудрости Божьей, давал исчерпывающие ответы, на которые невозможно было возражать.

Пораженные противники умилялись, принимая Божье Слово; некоторые же приходили в ярость и преследовали брата Рябошапку. Весть о великом проповеднике переходила из одной губернии в другую, наконец она дошла и до батюшки-царя. Монарху рассказали о новой вере, какую проповедовал Рябошапка; о том, как многих он уже смутил, что нет на него никакой управы, так как никому не удается переговорить его и остановить, что он многих перекрещивает из православной веры, святые образа называет идолами и не признает никаких святых угодников. Страшнее же всего — он ни во что ставит Божью мать. Поэтому царю-батюшке пора призвать этого смутьяна к порядку, пока он не наделал какой беды. Тем паче, вера эта совсем не русская, а какая-то английская, либо германская.

Из Петрограда со специальной грамотой от самого царя был послан за Рябошапкой казенный человек, чтобы под конвоем привезти его к правителю. Как всегда, это делалось с большой поспешностью. Брата Рябошапку посыльный в сопровождении пристава застал в кругу друзей и объявил ему царскую волю, но к нему лично отнесся вежливо и обходительно. Помолившись, верующие простились с братом, предав его благодати Божьей, а затем еще остаток дня и ночь провели в усердной молитве.

Ехали к царю на перекладных без остановок, и в Петроград брата доставили очень быстро. После предварительного знакомства с царскими чинами Рябошапку привели в царский дворец, а затем в тронный зал на прием к самому монарху. Зал был обставлен роскошной мебелью, а у передней стены на возвышении стояли тронные кресла для царя и царицы, вдоль стен зала в креслах сидели служители духовенства.

Брату пришлось ждать монарха продолжительно, чему он был рад, используя это время для молитвы. Наконец все пришло в движение, двери широко распахнулись, и по дорогим коврам спокойной походкой вошел царь в сопровождении своей свиты.

Брат Рябошапка с должным почтением предстал пред лицо монарха. После кратких расспросов о его происхождении и роде занятий царь предъявил ему обвинения и дал полную возможность для ответа. На мгновение водворилась тишина, брат попросил Евангелие. Ему подали Евангелие в роскошном переплете, украшенное золотом и сверкающим бриллиантами крестом. Рябошапка спокойно взял его и, открыв Деяния Апостолов, внятно прочитал двадцать пятую и двадцать шестую главы, повествующие о беседе апостола Павла с царем Агриппой и Вереникой. Во время чтения лицо монарха стало заметно смягчаться. Брат после прочитанного привел аналогию своих обстоятельств и кратко, но убедительно изъяснил царю сущность Евангелия и причину разногласий у православной церкви с тем исповеданием, которому он посвятил себя.

— Слышу, сударь, что доказательства твои умны, и многие из обвинений, донесенных на тебя, ложны, но я хотел бы послушать оправдание твоего учения перед лицом владыки, так как ему вверено Богом и отцами церкви быть блюстителем православной веры. Смотри, от тебя зависит, оправдаешься перед ним — оправдан будешь и пред лицом моим; не сможешь — предстанешь пред судом церкви, — проговорил властным голосом монарх, кивая в сторону насторожившегося духовенства и распорядился: — Позовите владыку!

Сейчас же вновь широко распахнулась дверь, и в сопровождении священнослужителей вошел в зал владыка. Облачение его сверкало золотом и драгоценными камнями от патриаршей митры на голове до башмаков. Правой рукой он опирался на так же сверкающий драгоценностями священный посох. Остановившись перед царем, он оказал должное почтение монарху и по знаку его чинно уселся в специально принесенное за ним кресло.

— Ваше первосвященство! Вот перед нами тот самый мирянин Рябошапка, о котором донесено нам, что он присвоил себе священный сан, поносит церковное священство, разоряет православную веру и прочее. Я испытал его вслух и не нашел подтверждения в том, в чем его обвиняют, но для разбора в тонкостях богопочитания почел благоразумным представить его испытать вам. Если вы докажете вину его и у него не найдется чем оправдаться, но подтвердится все предъявленное ему, то вы будете властны судить его по всей строгости, данной Богом вам и церкви. Но ежели сей мирянин окажется так силен в слове, что у вас не найдется, что ответить ему, то придется оправданным отпустить его, а вам понести смущение, — объявил монарх, обращаясь к владыке. Затем, взглянув на Рябошапку, дополнил: — Ну-с, сударь, вам предоставляется слово перед владыкой.

Брат Рябошапка, взглянув в глаза владыки, сделал вид, будто хочет поклониться ему, и громко спросил:

— Могу ли я вас назвать Владыкою неба и земли?

— Что вы, что вы, помилуйте, сударь, разве подобает так, — возразил владыка, предупредительно выставляя руки перед Рябошапкой. — Ангел Божий не позволил апостолу оказать такую почесть ему, я же — перстное творение, как и все человеки.

Брат выпрямился и, смело глядя на растерянного владыку, громко проговорил:

— Да будет мне позволено в таком случае спросить вас, многоуважаемый владыка, если на небе по Писанию Владыкою является предвечный триединый Бог, а на земле мы с вами знаем, что владыкою является князь мира сего дьявол, тогда кто же вас назвал и над чем поставил владыкою?