Большую часть пути они проехали по утреннему морозцу. Ближе к полудню полозья саней стали проваливаться в рыхлую снежную кашу. Однако к тому времени они миновали Нестрово, после которого показались и знакомые окраины Починок. Появление Раменской колокольни Павлуша встретил уже без смущения. Всю дорогу он с бабушкой делился из своей сердечной сокровищницы: то стишок расскажет, то песню споет, а она, слушая молча, лишь изредка хлестнет Рыжего вожжами по бокам да привычно проговорит нараспев:

— Но-о, Рыжий, пошеве-е-ливай!

Опять Починки, родные, желанные. После их приезда как-то очень скоро подошла Пасха, зазвонили колокола, и народ чинно, с благоговением потянулся в церковь. Все были по-праздничному одеты, и кто в руках кто на палочке через плечо, в белоснежных узелках несли святить пасху с куличами. В избе у Катерины было выскоблено, вымыто все: стены, потолки, полы. Пахло смолой и свеженатыканными по дому вербами. Катерина чуть свет поднялась, прибрала по дому и долго в нерешительности стояла над Павлушкой: будить или не будить. Ведь еще недавно он неотвязно ходил с ней в церковь. «Пусть спит», — наконец тихо проговорила она и, перекрестясь, вышла из избы.

Из церкви люди возвращались возбужденные, со всеми христосовались. Мальчишки на подсохших местах катали крашенные яички, взрослые торопливо расставляли в воротах столы, покрытые золотистыми конопляными скатертями и, разложив на них пасхальные святыни, ждали батюшку на молебен по дворам.

К Катерининому двору священник с гурьбой прислужников пришел уже слегка отяжелевшим от «угощений». Переступая порог избы, он споткнулся, но с помощью людей поправился и, размахивая кадилом, начал молебен, произнося нараспев знакомые слова. Изба быстро наполнилась запахом ладана из кадильницы и людьми, которые вслед за священником вторили слова молебна и, крестясь, творили низкие поклоны перед образами. На шее у священника на длинной цепочке мерно раскачивался сверкающий крест.

По окончании молебна священник кропилом стал обрызгивать все окружающее «святой водой». Несколько брызг попали и на Павлушку. Он испуганно отскочил в задний угол избы и насторожился. Павлик не принимал ни малейшего участия в молебне, детское сердечко его усиленно стучало в груди в предчувствии чего-то необычного. Люди торопливо подходили целовать крест, принимая от батюшки благословение, которое тот раздавал, совершая перстами крестное знамение на лбу подходящего.

— Ты что тут забился, как бирюк? Иди к батюшке, поцелуй крест-то. — Ухватив за руку Павлушку и потянув из угла, дьячок толкнул его на середину избы.

Загородив рукою глаза, Павлик оказался прямо перед священником. Батюшка, перекрестив его, поднес к самому лицу мальчика большой блестящий крест.

— Поцелуй крест, сыночек, Господь благословит тебя, — уговаривающе произнес священник, слегка наклонясь к Павлушке.

— Нет, дедушка, это не тот крест, на котором распят был Иисус Христос, и целовать я его не буду.

— Это што, што такое завелось у тебя в избе, Катерина, антихрист што ли. Помилуй Бог, а ну-ка за уши его! — взвыл от неожиданности священник и стал шарить рукою по голове мальчика, чтобы поймать Павлушкины уши. Бабушка обхватила обоими руками голову внучонка, проговорила извинительным тоном:

— Прости, батюшка, меня Христа ради. Недоглядела за ним, как очутился в избе-то. Это ведь Петьки-гармониста, зятя моего сынишка-то. Ну а он другую какую-то веру поймал с Лушкой. Ну уж этот-то от них учитца. Не обращай внимания на него, косатик, — и с этими словами Катерина что-то сунула дьячку в руку. Охая и крестясь, вся толпа во главе с батюшкой торопливо покинула избу. Последним, заметно пошатываясь, выходил в сопровождении Катерины дьячок.

— Спаси тебя Христос, Катеринушка, ничего, не убивайся, всяк бывает. А пострел твой лютой будет, — погрозив пальцем Павлушке, пробормотал он и, перешагнув порог сеней, вышел на улицу к остальным. Толпа продолжала пасхальное шествие по деревне.

Весь праздник Павлушка испортил своей бабушке, и она бы отодрала его как полагается. Но, прежде всего, на праздник не хотелось ей этим заниматься, да и слова, какие она слышала от Петра, волновали ее. Через несколько минут они с внуком так мирно сидели на лавочке, как будто ничего не произошло.

Лето промелькнуло быстро, но радостно и шумно. К деловой летней поре в Починки приходило необычайное оживление от того, что многие мужчины с городских заработков возвращались к семьям на сенокос и к уборке хлебов. В воскресные дни, однако, никто не смел за что-либо взяться, кроме ухода за скотом. От мала до стара — все одевались в праздничную одежду и проводили эти дни в торжестве и отдыхе. После заутрени народ расходился по своим деревням, и в остаток дня на улицах слышались веселые и звонкие голоса поющих девушек и парней.

Особенный восторг люди испытывали в престольный праздник Ильи-пророка в начале августа. До этого праздника никто серпа в руки не брал, каким бы спелым хлеб ни был. С утра весь народ простоит чинно в церкви на молебне, затем под звон колоколов высыпает на площадь, где гудит все от людских голосов — это традиционная сельская ярмарка. За много верст с ближайших городов и сел съезжаются на нее купцы с самыми разнообразными товарами: от иголки до скота и упряжки. Рядом, в стороне, среди ярко разукрашенных каруселей, качелей, кукольных и цирковых балаганов развлекается молодежь. Три дня веселится народ. Кто из далеких мест приехал, те прямо на возах и ночуют. Купеческие лавки допоздна стоят открытыми. Когда сумерки вместе с вечерней прохладой спускаются на село, улицы деревни оглашаются песнями. Мужики на бревнах поют свое, бабы — свое, сидя на лужайках, а хороводы молодежи, в сопровождении гармонистов, ходят по деревне из конца в конец и тоже заливаются песнями. Мальчишки, кутаясь в поношенные отцовские сермяки, беззаботно устраиваются в коленках у старших, наслаждаясь их рассказами, и как правило, к полночи блаженно засыпают.

Быстро пролетели короткие, но горячие дни уборки урожая в Починках. После того, как зерно просушили и, провеяв, ссыпали в сусеки да из новой муки испекли первые пахучие ковриги хлеба, бабушка запрягла Рыжего, чтобы ехать к Петьке с Лушей. Павлушка с восторгом раньше бабушки прыгнул в телегу, чтобы скорее возвратиться в город. С радостью он проезжал мимо знакомых деревень, отсчитывая крайние дома в последнем селе перед городом. На этом закончилась беззаботная детская жизнь Павлушки в Починках.