Когда мы познакомились, она гораздо меньше переживала о своей тревожности и больше уделяла внимание тому, что ей поставили диагноз. Когда на Тину навесили ярлык «расстройство», она сразу же сделала его личной характеристикой и застряла на этом переживании.
«Не могу поверить, что у меня настоящее, диагностированное психическое заболевание», – поражалась она. Да уж, если озвучить это таким образом и принимать условности общества, которое рассматривает диагноз как стабильную, значительную проблему, то дело выглядит очень серьезно. Но я смотрю на эту ситуацию не так. Мне ставили несколько настоящих диагнозов психических заболеваний в разное время, и я работала вместе с удивительными, мудрыми, здоровыми людьми, которые тоже ходили с диагнозами. На определенном жизненном этапе психическое состояние людей нередко подходит под критерии генерализованного тревожного расстройства. Оно так же часто встречается – и имеет такое же значение для личности, – как подошвенные бородавки или вросшие ногти.
«Диагноз» – это ярлык, который описывает определенный набор переживаний. Это концепция, которая классифицирует и объединяет мимолетный опыт. Ум Тины временами беспокоился и накручивал себя, что проявлялось на физическом уровне в виде ускоренного сердцебиения и учащенного дыхания. Но даже Тина не видела в этом проблемы. Она всерьез начинала беспокоиться, когда это состояние переходило произвольно выбранную, субъективную черту «уже чересчур» (которую, конечно же, определил ее ум). И в эти моменты она чувствовала, что застряла. Ум Тины серьезно относился к тревожному расстройству, а она была уверена, что диагноз – стабильная, затрагивающая ее лично особенность. Все это стало причиной чувства тупика и являлось единственной проблемой Тины.
Представьте, что вы схватили простуду. Если у вас, например, держатся симптомы всего пару дней, готова поспорить, вы не станете волноваться по этому поводу. Но когда ваш ум начинает прикидывать, как долго болезнь протянется, насколько серьезно она разовьется и какие планы из-за нее порушатся, вы начинаете страдать. Так работает ум. Он берет мимолетный опыт и превращает его в страшные, значимые лично для вас абстрактные идеи о вас и вашем воображаемом будущем (Edelman, 1990).
У Тины
Чувство загнанности, в которое погрузилась Тина, на самом деле было создано разумом. Ее переживания не прекращались из-за наивного непонимания работы ума.
Вы не можете застрять на одном месте. Когда такое чувство возникает, вы просто слишком сильно концентрируетесь на повторяющейся, навязчивой, порожденной умом истории. Ощущение тупика – это дар, который напоминает о необходимости отступить, ослабить концентрацию и пустить в жизнь новые впечатления.
Что, если завязнуть в одном месте невозможно, но ощущение тупика возникает, когда навязчивые мысли убеждают нас, что мы застряли?
Часть IV. Свобода ума
Глава 24. Привычка ума искать свободы
Большинство наших теорий о том, кто мы есть на самом деле и кем должны быть, чтобы обрести защиту и любовь, в которых отчаянно нуждаемся, возникают в момент какого-то страшного события.
Происшествие кажется опасным и неожиданным. Ваша личность, созданная левым полушарием мозга, – а порой и физическая безопасность – оказывается под ударом, и ум из любви к вам приходит на помощь. Он мгновенно составляет план, чтобы вы никогда больше не испытывали чувства беззащитности.
Первое страшное событие из тех, что я помню, произошло, когда мне было девять.
Мои родители развелись. Мама завела новые отношения, и парень, с которым она встречалась, казался мне придурком.
Не то чтобы мне не нравился именно
Для моего девятилетнего ума просьба не селить его у нас казалась абсолютно обоснованной. Я обдумывала, как лучше ее высказать. По ночам, лежа в кровати, я репетировала речь. Мои аргументы были железобетонными. Помню, я очень гордилась тем, что подошла к решению вопроса по-взрослому.
Я представляла, как выложу маме свою точку зрения, и она тихо задумается над моими словами. В моем воображении она говорила: «Понимаю, ты права, нам гораздо лучше жить втроем. Я перестану ходить на свидания до тех пор, пока ты не подрастешь. Кроме тебя и твоей сестры мне больше никто не нужен». Дальше по моему плану она понимала, насколько сильно я мучаюсь, благодарила меня за зрелые не по годам соображения и расставалась с ее придурком в тот же день.
Но все произошло совсем не так.
Мама в очень недвусмысленных выражениях заявила, что намерена сама принимать решения, касающиеся ее личной жизни, – спасибо мне большое. Здесь распоряжается она, и ей нужен партнер, поэтому мне лучше смириться с этим. Возможно, она выразилась как-то по-другому – уже ведь столько лет прошло, – но мой ум вынес из того разговора именно это.
Я как сейчас вижу, что мы сидим на кровати в моей фиолетовой детской, украшенной единорогами, и ведем этот разговор. Мой сбитый с толку, дрогнувший ум немедленно сделал два вывода.