Уж не знаю, что я ожидала увидеть. Может, какую-нибудь будку. Но это был вполне приличный КПП, разве что без привычной нам техники. Дорога шла между двумя скалами, проход был закрыт металлической решеткой с широкими воротами. Чуть поодаль стояли несколько домов: видимо, это были казармы пограничников. Как только весть о прибытии тариса донеслась до них, площадка перед воротами оказалась заполнена людьми. И, судя по приветствиям, радовались они вовсе не по обязанности – Айгера здесь действительно любили. И мне это было очень приятно.

Задерживаться мы не стали. Пограничники Скарписа встретили и проводили нас с не меньшим почтением. Вся процедура пересечения границы не заняла и десяти минут.

- В часе езды отсюда есть деревушка, там переночуем, - сказал Айгер, когда мы снова выбрались на дорогу. – Как раз до темноты успеем.

Юниа никак не отреагировала. С самого отъезда она отрешенно смотрела на шею лошади и напряженно о чем-то размышляла. Возможно, я все-таки посочувствовала бы ей, вспомнив свое ожидание казни, но мешало черное облако злобы, которое ее окутывало. У меня не было сомнений, что со своей участью она не смирилась и что от нее можно ожидать любой гадости.

Постоялого двора в деревне не оказалось, но нас ждали комнаты в домах зажиточных крестьян. Новость о паломничестве тариса Илары, похоже, разнеслось по всем окрестным землям.

- Мне кажется, Юниа задумала еще какую-то пакость, - сказала я, когда мы остались с Айгером вдвоем. – Я помню себя перед судом. Отчаяние, уныние, страх, крохотный кусочек надежды. Несмотря ни на что. А у нее одна злоба и ненависть.

- Тебе она сделать ничего не может, - он пожал плечами. – Только мне. Или себе. Изуродоваться как-нибудь, чтобы тебе досталось не слишком привлекательное тело. А то и вовсе с собой покончить. Одно дело умирать, когда не представляешь, что будет после смерти, и совсем другое – зная, что сознание не исчезнет. Тем более если надежды на спасение нет. Не обижайся, но тебе тоже было легче решиться отдать мне свое тепло, зная, что тебя все равно казнят. Разве нет? И, кстати, ты не могла бы еще раз меня поцеловать так, как утром? Страшно приятно.

43.

А ведь была же у меня мысль, что нежности эти не ко времени. И что Брина в комнате Юнии и один гвардеец в коридоре – так себе охрана.

Уж не знаю, чем бы этот вирт закончился, если б не раздался стук в дверь.

- Прошу прощения, тарис Айгер, - голос гвардейца звучал то ли смущенно, то ли встревоженно, - Брина просит вас зайти к соле Юнии.

Айгер пробормотал себе под нос пару ласковых, оделся и так быстро направился к двери, что я едва успела догнать его и устроиться на привычном месте – на плече. Мелькнула мысль, что я сижу там, как эдакий невидимый… фамильяр.

Юниа лежала на кровати с запястьями, связанными за спиной полотенцем. Физиономией в одеяло. С таким выражением, как будто готова уничтожить весь свет. Брина стояла у окна и мрачно рассматривала свои в кровь разодранные руки.

- Очень сожалею, тарис Айгер, - сказала она без капли сожаления в голосе, - но мне пришлось применить силу. Я росла с тремя братьями, и мы постоянно дрались.

- Что случилось?

Вместо ответа Брина протянула ему на ладони лезвие от мужской бритвы.

- Прекрасно, - зло усмехнулся Айгер. – Что она собиралась сделать? Перерезать вены?

- Не знаю, тарис Айгер. Мне показалось, что порезать лицо.

- Интересно, зачем ей нужна была бритва? Вообще?

- А чтобы ноги брить, - наябедничала я. – Или еще что-нибудь. Дура. Надо было тупой нож брать. Или лучше щипцы каминные раскалить.