В этой главе читателя ждет несколько необычное продолжение предыдущей темы. Дело в том, что все перечисленные нами важнейшие аргументы pro et contra[403] операций террористов-смертников, имеющие место в горячей полемике между их сторонниками и противниками в исламском обществе, рассматриваются преимущественно в юридической плоскости. Задача, осуществлению которой служат эти аргументы, сводится, как правило, к доказательству соответствия или не соответствия деяния религиозному праву. Пришло время признаться, что ранее мы умышленно умолчали об одном уникальном и любопытнейшем богословском аргументе, который представляет ситуацию совершенно с другого ракурса, помещая ее в контекст мусульманского религиозного мировосприятия. Эта точка зрения содержится в анонимной статье, некогда опубликованной на веб-сайте радикальной палестинской партии Хамас под заголовком «Мученические операции в исламе»[404]. В данном тексте, также претендующем на авторитетное богословское постановление
Вера в Божественное предопределение приводит автора к мысли о неоднозначности конечного исхода операции, осуществляемой смертником, а следовательно, ее этическому оправданию как акту, отличному от самоубийства. Итак, приведем ключевой фрагмент текста: «…Муджахиды, предпринимающие Мученическую Операцию, уповают всецело на Аллаха, т. к. в подобных атаках, в противоположность тому, что утверждают оппоненты Мученических Операций, не гарантирован смертельный исход для муджахидов. Т. е. их смерть не является несомненной, они могут быть захвачены в плен перед атакой; они могут быть ранены; их устройство может не сработать по той или иной причине. Муджахиды полагаются только на Аллаха, потому что
Ислам исповедует глубоко провиденциальный взгляд на окружающий мир — все случающееся в мире происходит только по воле Всемогущего Аллаха. Обстоятельства, сопутствующие мученической операции, тоже находятся в руках Аллаха. Учитывая это положение веры, мнение простого наблюдателя и богословская оценка ситуации террориста-смертника могут быть диаметрально противоположны. Обывателю кажется, что смерть желающего стать
Оговорка идеологов мученических операций о том, что смерть будущего
В феврале 2002 года юная Зарема Инаркаева (под принуждением и посредством обмана), посланная в здание РОВД Заводского района г. Грозного со взрывным устройством, сокрытым в сумочке, имела все шансы войти в список чеченских террористов-смертников, но вместо этого чудом выжила. Бомба (приводившаяся в действие дистанционно) оказалась некачественной и по каким-то причинам преждевременно детонировала лишь в области самого взрывателя. Никто не пострадал, кроме самой девушки, которая отделалась лишь ранением.
Другую чеченскую смертницу Зарему Мужахоеву (гражданку Ингушетии) постигла похожая неудача в осуществлении взрыва у кафе «Моп Cafe» в центре Москвы. На этот раз девушка не только знала о цели миссии, но и, по всей видимости, была настроена вполне решительно. Взрывное устройство, которое было спрятано в дамской спортивной сумочке, не сработало из-за неисправности, несмотря на неоднократные попытки привести его в действие, что сама Зарема в более поздних показаниях следствию отрицала. Странное поведение Мужахоевой вызвало подозрение у работников службы безопасности заведения, что привело к ее скорому аресту.
В том же 2003 году на рок-фестивале в Тушино взорвались две смертницы. Хотя они проходили совместную тренировку и несли на себе одинаковую взрывчатку, первую террористку по технической причине постигла неудача, взрыв оказался маломощный и унес с собой лишь жизнь самой смертницы[407], вторая же успешно завершила свою миссию, принеся страдания и смерть десяткам людей.
На примере подобных историй мы можем убедиться в том, что в исключительных случаях даже исход тщательно спланированной террористической операции, где исполнитель обязан принести себя в жертву, не столь однозначен. Разница между «профанной» и богословской оценкой ситуации заключается в том, что вторая приписывает факторы, считающиеся первой случайностями, к сфере Божественного вмешательства в жизнь человека. Вычеркивание внешних обстоятельств из сферы компетенции человека вряд ли снимает нравственную ответственность с потенциального смертника. Его желание гибели врагу ценой собственной жизни все же формально приравнивает его к самоубийце. Поэтому аргумент с логической точки зрения обладает погрешностью. С другой стороны, богословское разъяснение отличий между боевой операцией «мученика», жертвующего жизнью, и самоубийцы (прекращающего только течение собственной жизни) в свете учения о предопределении наводит нас на более обширную тему внутреннего духовного мира террориста-смертника и особенностей субъективного восприятия его участия в операции, а также сопряженных с ней нравственных и психологических переживаний, что, в свою очередь, тесно переплетено с культивируемым исламом типом духовности. Если обсуждение проблемы терроризма смертников в среде мусульманских богословов идет в аспекте формально-юридическом, скорее по вопросу о соответствии деяния букве шариатских предписаний, перед самими организаторами, идеологами и в особенности исполнителями акций самопожертвования могут вставать не менее важные вопросы иного, этического характера.
Как показывают наблюдения ученых, мотивация террористов-смертников в реальности гораздо сложнее и в религиозном плане не сводится к одной убежденности в шариатской легальности своего поступка. Проанализировав целую массу завещаний и прощальных речей современных
Обращаясь к историческому контексту, мы узнаем, что этот
Очевидно, что, цитируя его, будущие
Как бы то ни было, любой из этих вариантов ответа подразумевает мировосприятие, уповающее на провидение вкупе с определенной мерой фатализма, установок, которые оказывают существенное влияние на поведение человека и формирование особой нравственной оценки вокруг него происходящего. Если мы, принадлежа к светской культуре, имеющей христианские корни, привыкли считать, что человек вполне свободен в своих действиях и производит их благодаря собственным желаниям и силам, то это вовсе не значит, что точно так же рассуждает человек, мыслящий категориями мусульманской культуры. Его убеждения во многом противоположны таким представлениям. Для мусульманина личная свобода воспринимается скорее как милость Аллаха и ощущается как ограниченная и вторичная воля, скованная первичной волей Всевышнего.
Для раскрытия подлинного отношения террориста-смертника к своим действиям и их результатам, феноменологического описания его нравственного сознания и психологии следует погрузиться в мир иного мировосприятия, производного от особого типа религиозности и культуры, и рассмотреть ряд богословских концепций, показывающих нам решение вопроса о свободе воли, ответственности человека с исламской перспективы. Прежде всего нам потребуется составить общее представление об исламском провиденциализме, доктринально оформленном в виде учения о предопределении. В этом вопросе не обойтись без сравнения последнего с христианским учением о Промысле Божием. Сравнительный анализ поможет выявить отличительные особенности исламского провиденциализма, а для наиболее полного понимания его характера нам потребуется охватить целый круг частных вопросов мусульманского богословия, в частности понимание исламом свободы воли и ее соотношения с предопределенностью судьбы, а также степени личной ответственности человека за свои дела и их последствия, трактовку проблемы причинно-следственных связей и некоторые другие вопросы.
Провиденциализм в теистических религиях: учение о Промысле Божием в христианстве
Любая теистическая религия учит: раз сотворив мир и все, что в нем есть, Бог не бросает судьбу созданного Им бытия на произвол, но продолжает о нем заботиться, попечительствовать. Это отношение Бога к миру обычно уподобляется отеческой любви к своему чаду. Как родители, давшие жизнь своим детям, из-за любви к ним помогают во всем и заботятся о них, так же и Всеблагой Творец, любящий свое творение, не может пустить дела мира на самотек. Более того, исходя из теистической идеи, сам по себе мир и не смог бы существовать без того источника мировой жизни, в коем он имеет свое начало. Однажды созданный космос нуждается в Божественной поддержке для сохранения в нем порядка и гармонии, а главное, для предотвращения его возвращения в бездну небытия, того изначального состояния, из которого он вышел. К тому же мир сотворен по определенному плану, Божественному замыслу. О чем свидетельствует его иерархическое строение, упорядоченность и слаженность между всеми его частями. План предполагает наличие единой цели, которую космос в целом призван реализовать. С логической необходимостью теистический взгляд также включает в себя представление о вмешательстве Божественной воли в повседневную жизнь мира, которая незримо направляет его развитие в соответствие с премудростью Божией.
Если общая идея относительно отношений между Богом и миром едина у всех теистических религий, расхождение между ними и отдельными конфессиями внутри каждой сводится к разному пониманию характера и степени вмешательства Бога-Творца в жизнь тварного мира.
В догматике христианства влияние Божественной воли именуется Промыслом Божиим. Вероучение Православной и Католической церквей изображает Бога как Творца, который, сотворив мир из ничего, не вмешивается непосредственно в естественный ход вещей, предоставляя им возможность следовать собственной природе и установленным для них природным законам. Промысл заключается в незримой поддержке сил всего сущего и, если так можно выразиться, в «косвенной» регуляции естественного развития Вселенной, лишь иногда проявляясь в виде очевидного прямого вмешательства (знамений, чудес и тому подобного). Первое именуется естественным Божественным промышлением, второе — сверхъестественным.
Суть православного понимания Промысла Божия прекрасно передается словами прей. Иустина Чилийского (Поповича): «…Божественный Промысл — это непрестанное действие Божией премудрости, благости, любви и всемогущества; действие, которым Бог сохраняет и поддерживает бытие и силы Своих творений, надзирает за ними, направляет их к конечной цели, поощряя всякое благо, обуздывая и исправляя зло и при этом не стесняя свободы тварей»[409]. Православие учит, что в действительности промыслительная деятельность Бога едина и неделима, как и сама природа Божества, и представляет собой несложное (не состоящее из разных операций) действие. Однако для удобства ее интеллектуального постижения человеком возможно аналитическое разделение единого Промысла на разные аспекты. В догматическом изложении православной веры митр. Макария (Булгакова) Промысл аналитически разделяется на три частных действия: сохранение тварей, содействие и управление.
Сохранение мира — это незримое поддержание всего сотворенного, возможность продолжения его существования, «…это такое действие Божие, которым Всемогущий содержит в бытии как весь мир, так и все частные существа, в нем находящиеся, с их силами, законами и деятельностью»[410].
Содействие — такое отношение к творениям, при котором Бог, «…предоставляя им пользоваться собственными силами и законами, вместе с тем оказывает им и свою помощь и подкрепление во время их деятельности»[411]. Влияние содействия распространяется как на человека, живую природу в целом, так и неживую природу с ее атомами, молекулами и химическими элементами. Согласно православному взгляду, с момента сотворения мира Бог больше ничего не творит и не действует непосредственно в сотворенной природе, он только содействует тем силам, которые ей даровал, и тем законам, которые установил в начале создания небес и земли.