Оставив позади озеро, поезд углубился в сырую, болотистую местность. Взгляд Марии все чаще задерживается на сверкающей поверхности водоемов с густой маслянистой водой, меняющей цвет на солнце. Пассажиры первого класса прячут беспокойство за пустыми разговорами и язвительными замечаниями, как будто они наблюдают за жизнью парижского
– Действительно умиротворяющее зрелище, – говорит Лафонтен, сидя в салон-вагоне. – Я могу любоваться хоть целый день.
Они с супругой занимают лучшие места в середине вагона, откуда удобней всего наблюдать за происходящим вовне. В первом классе уже складывается определенная иерархия, распределение ролей, и Лафонтены находятся на самой вершине. Но держатся они с такой очаровательной легкостью, как будто вовсе не осознают своего положения. За их столом всегда шум и оживление, а вечером, в салон-вагоне, все пассажиры оборачиваются к ним, как цветы к солнцу. Но когда слышится беззаботный смех Гийома, откинувшегося в кресле, чтобы начать очередной рассказ, Софи Лафонтен сидит молча, склонив голову над рукоделием. Гийом и его «придворные», кажется, не придают этому никакого значения. «Она выглядит печальной, – думает Мария, – хотя богата, красива и любима. Она очаровательна в этом прекрасном дорогом платье, с этими длинными золотистыми волосами, но ее очарование хрупкое и зыбкое, как будто она сама в нем не уверена».
Чуть ниже Лафонтенов располагается графиня благодаря почтенному возрасту, богатству и живым манерам, которые все находят обворожительными, и только Вера то и дело закатывает глаза. Еще ниже – торговец шелком Ву Джиньлу (вечно плетет небылицы, безбожно флиртует и, как было неоднократно замечено, заставляет улыбнуться даже Веру) и купец из Занзибара Оресто Дауд (нажил состояние на торговле специями). Обитатели поезда видят в этом человеке любопытнейшую экзотику, поскольку все они – по крайней мере, в первом классе – родом из Азии либо Европы. По этой причине он занимает в здешнем обществе довольно высокое положение, хотя сам по себе человек тихий и скромный.
Средний уровень иерархии достался чете Лесковых из Москвы. Они возвращаются домой из дипломатической миссии. Галина Ивановна болтает без умолку, а ее супруг говорит крайне мало, и Марии кажется, что они образуют счастливую пару, хоть и пугаются малейшего волнения за окном. Кроме них, есть еще два пассажира, которых Мария мысленно окрестила бородатыми учеными джентльменами: Генри Грей и Хэ Шен, весьма занудный и чванный китаец, по мнению графини. Их уважают за научные знания и воззрения, которыми они, впрочем, не жаждут делиться.
Положение самой Марии довольно неопределенное. Графиня взяла ее под покровительство, и это придало ей определенный вес. Но вдовство отгораживает Марию от остальных. Временами она замечает пустоту вокруг себя, как будто в ее трауре есть что-то заразное. Но это Марию вполне устраивает.
Священник Юрий Петрович находится в самом низу. Его никогда не приглашают в тесный круг, что собирается по вечерам в салон-вагоне, а за обедом он сидит в одиночестве за столиком на двоих. Графиня считает его забавным и пытается ввести в общество, но пока ей удается лишь провоцировать бесконечные проповеди о безнравственности женщин и разложении аристократии.
– Он внушает мне, что еще не поздно раскаяться в недостойных поступках, но, боюсь, недооценивает мои преклонные годы, – жалуется графиня Марии за чашечкой чая.
Однако сама Мария в присутствии священника чувствует себя неловко. Может быть, потому, что он, в отличие от других пассажиров первого класса, не изображает безразличие к творящемуся снаружи, а гневно взирает на поднимающиеся из болота мертвые деревья, как будто может обратить трансформации вспять одной лишь силой своего осуждения.
К четвертому дню в вагонах первого класса установился определенный распорядок. Утро пассажиры проводят в обзорном вагоне или библиотеке, за карточной игрой или праздными разговорами. Они предпочитают собираться толпой, не желая оставаться в одиночестве. После обеда можно послушать в салон-вагоне хмурого музыканта, ссутулившегося над скрипкой или пианино, или доклад кого-нибудь из команды об истории экспресса. Сегодня очередь выступать второму механику, мистеру Гао, с рассказом о первых создателях железной дороги. Это подходящий момент для Марии. Она сошлется на головную боль и воспользуется возможностью пробраться в третий класс, чтобы там поговорить с кем-нибудь из членов Общества. Наконец-то ее воображаемый супруг сможет принести пользу – молодой вдове, разыскивающей знакомых покойного мужа, простительно некоторое пренебрежение светскими нравами.
Но вот дверь открывается и входит вовсе не механик, а Судзуки с тяжелым проектором в руках.
– Мистер Судзуки! Мы и не знали, что это вы будете просвещать нас сегодня, – говорит графиня.
Картограф опускает проектор и кланяется ей:
– Мистера Гао вызвали по другому делу. Надеюсь, мое присутствие не станет большим разочарованием.
– Конечно же нет, – отвечает графиня и оборачивается к Марии с многозначительной улыбкой, которую та упорно не желает замечать.
Похоже, придется остаться и послушать рассказ о работе картографа, а заодно и присмотреться к нему.
Судзуки установил проектор и экран в дальнем конце вагона и развернул кресла. Он намерен выступить с докладом на тему «Картирование недоступных ландшафтов». Судзуки задернул шторы, пригасил лампы, и вот уже на экране под жужжание проектора возникают сепиевые[2] фотографии тех самых ландшафтов, через которые проезжает поезд, с подписанной от руки датой в нижнем углу.
В начале рассказа слушатели задавали вопросы и легкомысленно болтали между собой, как будто шторы, отгородившие их от вида за окном, подняли общее настроение, но теперь вагон погружен в тишину, все внимательно наблюдают за мелькающими фотографиями: год за годом, рейс за рейсом. Мария ловит себя на том, что крепко вцепилась в подлокотники кресла. Вот плакучая ива, со стелющимися по воде ветвями. Снимок сделан три года назад. А вот она же, только ветви искривлены в форме скелета. И еще раз, но теперь от ивы осталась лишь половина, а вторая как будто проглочена окружающим воздухом. И следующая, несколькими месяцами позже: ветви раскинуты в разные стороны, словно их запечатлели в момент взрыва.
Мария оглядывается на звук открывающейся двери и видит, как в вагон входят консультанты компании. Вопреки ее ожиданиям, они не придвигают кресла, а стоят возле двери со сжатыми в тонкую линию губами.
– Как видите, – продолжает картограф, бросая взгляд на Воронов, – проводя съемку определенных мест по ходу рейса, мы осуществляем визуальное картирование, что дает ценные сведения о скорости трансформаций.