Вниз, в сам вагон, который тоже пуст, потом в коридор, где она улавливает запах, видит влажные пятна на ковре, слабые следы, будто кто-то прошел босиком по грязной луже. Куда же эта девушка могла направиться? Идти по следу не так-то просто, но Вэйвэй все же замечает его то здесь, то там, и временами ощущает сырую затхлость, висящую в воздухе. Ее слух насторожен, мышцы напряжены в ожидании тревожных криков, которые могут раздаться в любой момент: «Чужак в поезде! Грабитель! Ворует наши припасы!» Но вокруг все спокойно. Ночной поезд не похож на дневной. По какой-то причине движение ощущается сильней, когда коридоры пусты, когда стук колес наполняет состав, проникая в тебя до костей. Ночной поезд трещит и скрипит. Он будто раздувается, пытаясь отдышаться после пройденных за день миль.

Вэйвэй открывает дверь в сельхозвагон. Здесь воздух легче, чище. Зелень и овощи растут в аккуратных кадках, а куры важно расхаживают за изгородью. В отдельной темной кабинке плодятся грибы. Вэйвэй приходит сюда, когда чувствует, что стены поезда начинают давить на психику.

– Елена? – зовет она, но только куры озадаченно смотрят на нее, ведь безбилетнице негде здесь спрятаться.

Значит, дальше, к спальным вагонам третьего класса.

Свет выключают в одиннадцать, и в вагоне сейчас полная темнота, если не считать крохотного огонька над входной дверью, который будет гореть всю ночь. Кое-где продолжаются разговоры, но никаких признаков беспокойства. Должно быть, безбилетница пробралась незамеченной, и Вэйвэй одновременно восхищается и завидует ее скрытности.

Она идет к столовому вагону, уверив себя, что девушка пошла искать еду. Но дверной замок кухни третьего класса выглядит нетронутым. А в кухне первого младший повар печет хлеб на завтрак. Вэйвэй осторожно заглядывает внутрь, и аромат хлеба тут же напоминает, что она пропустила ужин. Она собирает волю в кулак, не позволяя себе юркнуть к плите и стащить булочку. Поваренок Лука стоит, прислонившись в полусне к духовому шкафу и держа в руках пару мисок – они зазвенят и разбудят, если он совсем уснет. Но и здесь нет следов безбилетницы. Куда же она пошла, если не за едой? И тут Вэйвэй озаряет догадка: «За водой!»

Она крадется дальше, теперь уже быстрей, через пустой столовый вагон, потом через спальные, пока не добирается до ванных комнат.

В каждом купе первого класса есть раковина и ватерклозет, а поначалу там установили и ванну. Но ванны занимали слишком много места и создавали слишком большую нагрузку на самую сложную часть инженерной системы поезда – водоснабжение. И вскоре их заменили общими ванными комнатами для всех пассажиров.

Любому паровозу вода нужна постоянно и неотложно, а Транссибирский экспресс просто одержим водой. Поезд постоянно мучается от жажды. Он поглощает воду с безграничной жадностью. Все пьет и пьет, и даже в самых больших тендерах не хватит воды на всю дорогу через бескрайние просторы Запустенья. Поэтому ученые и инженеры построили целый лабиринт труб, насосов и резервуаров, чтобы использовать воду многократно, снова и снова возвращая ее поезду. Механики прислушиваются к трубам и заботятся о них, машинисты и кочегары присматривают за запасами, а Вэйвэй начищает краны и любуется ими. Ее раздражает, что пассажиры не замечают сверкающие трубы, протянутые вдоль коридоров к каждому купе и ванной комнате (только по ночам жалуются, что вода булькает и не дает уснуть). Они не задумываются о том, какое это чудо: стоит лишь повернуть кран, и польется вода, и можно будет принять ванну в движущемся поезде, за много дней пути от обжитых мест.

Под дверь ванной комнаты просачивается вода, делая красный цвет ковра более густым. Вэйвэй медлит мгновение, а затем приоткрывает дверь – совсем нешироко, только чтобы самой прошмыгнуть внутрь.

Ее окутывает пар. Двигаться быстро в таком облаке невозможно, влага липнет к коже и волосам. Вэйвэй видит лишь желтое сияние лампы над зеркалом и слышит лишь шум текущей из крана воды. Под ногами глубокая лужа, ботинки мгновенно намокают. Вода стекает по стенкам белой фарфоровой ванны. Где-то в коридоре бьют часы. Полночь.

– Эй?

Медленно вперед по воде, разгоняя руками пар, к ванне. Черно-белая плитка на полу мерцает при каждом шаге.

Девушка лежит в ванне, с головой погруженная в воду. Волосы обвивают ее лицо, словно водоросли, кожа почти просвечивает, губы сжаты неплотно.

И тут она открывает глаза.

Не задумываясь о том, что делает, Вэйвэй закатывает рукав и опускает руку в ванну. Цепкие пальцы хватаются за нее и тянут Вэйвэй вниз, под воду. Она вспоминает истории, что рассказывали ей пассажиры тягучими вечерами, истории, принесенные из дома, от бабушек, – о лицах, смотрящих из глубины, и границах, за которые нельзя заходить. Вэйвэй успевает подумать обо всем этом и даже о том, как странно, что она столь быстро думает сразу о многих вещах. Поверхность воды уже так близка, что кожа ощущает ее теплоту. Кажется, что они плывут в остановившемся времени, Вэйвэй и безбилетница словно превратились в отражения друг друга – одна над, а другая под водой. Вэйвэй понимает: если ее затащат в воду, то она уже не вынырнет. Или станет кем-то другим, как те герои историй, которые уже не могли вернуться к прежней жизни. Поэтому она хватается свободной рукой за край ванны и тянет из всех сил, тянет до тех пор, пока безбилетница не показывается над водой, подняв фонтан разлетающихся по всей ванной брызг. Вэйвэй отбрасывает назад.

Волосы девушки облепили лоб, в глазах чернильная синева. Над водой видны только голова и плечи. У нее взгляд ребенка, недовольного тем, что его отвлекают от игры.

– Что ты творишь? Во имя всего святого, что ты…

Вэйвэй не может подобрать слова, чего с ней никогда не случалось. Она в отчаянии взмахивает рукой, показывая на дверь.

– А если бы сюда вошел кто-то другой? Если бы он увидел тебя? Ты… Ты даже не одета…