Но Веля не соглашалась. Она носилась с пеплом, как белка из «Ледникового периода» со своим жёлудем, практически не расставаясь. Ей всё казалось, что кто-нибудь украдёт у неё пепел, как сама она украла шкуру, или отец заберёт силой. А вылетит один элемент — и всё, миссия провалена.

Позавчера ночью они влипли в неприятности: в катакомбах им попалась какая-то шантрапа и пришлось убегать, потому что оборванцев было много и выскочили они так внезапно, будто ждали в засаде. Шепан встретил их как мог и поначалу всё шло хорошо, и Веля жалела, что её ножи Шепан до сих пор не вернул, и теперь ей приходилось болтаться подобно балласту, как и полагалось принцессе. Впрочем, спокойно ждать окончания драки было выше её сил: она дважды поднимала из-под ног камень и швыряла в нападающих. Судя по воплям, один раз даже попала.

Но потом откуда-то взялось ещё человек пять, причём один — с копьём. Им пришлось пробиваться напролом, вернее, Шепану пришлось, а она так и осталась балластом, то есть, принцессой, и даже напугалась, потому что оборванец с копьём едва не ткнул её в ногу, и увернуться удалось не иначе как чудом, иначе она не смогла бы бежать, а бежать им пришлось долго, и долго прятаться в темноте в каком-то аппендиците этого зловонного кишечника Трейнта, а под ногами хрустели уже не камни — кости. В общем, воду из миски Веля ещё в начале драки разлила и пробку с иглой потеряла.

Шепан, с рассечённой кожей посреди лба — кто-то всё-таки полоснул его по лицу, сказал, что засада была не на них, а на контрабандистов, которые возят со Старых Земель нелегальный опиум, но легче от этого не стало.

Когда, наконец, удалось оторваться, а погоня свернула куда-то не туда, она стала думать, как заткнуть дыру в голове у Шепана. Оттуда юшило невероятно и Веля снова напугалась. Впрочем, у них было целых два шейных платка. Шепан сказал, что это ерунда и с головы всегда лужа крови, но ему не больно и это ничего не значит, но Веля всё равно не представляла, как справится с этим всем в одиночку, если он выпадет из строя на данном этапе, и тревожилась. Шепан неправильно истрактовал её тревогу, едва остановили кровь — полез целоваться. Полные адреналины, они с остервенением трахались стоя, потому что под ногами было по щиколотку старых костей и каменной крошки. Как-то это всё случилось совершенно некстати, впрочем, плевать. Затем стали выбираться и совсем запутались.

Вышли в естественную известняковую пещеру. Тупик.

Веля морально приготовилась к тому, что утром отец устроит грандиозный поиск. Если им повезёт — их найдут, и уж тогда-то и прозвучит этот вопрос, который почти ощутимо трепетал у отца на губах и легко читался в его тяжёлом взгляде, когда он поднимал глаза на Велю. Какого чёрта ты творишь?

Она и сама себе задавала тот же вопрос, и неизменно отвечала — я иду за моим зверем. У меня есть собственный малый родотворец. Последнее живое божество моего мира. Последний священный зверь, и он — мой.

Как они тогда выбрались — она и сама не помнила. От подземелий, крыс, корней, костей и камней её уже тошнило, а наскальные надписи больше ни капли не интересовали. Впрочем, когда в этот раз им попался первый, начертанный углём эякулирующий пенис, Веля обрадовалась ему как родному — они, наконец-то, вернулись на хоженые тропы.

В свои комнаты она ввалилась под утро, когда небо за окном уже было серым, и чайки кричали над морем, а птицы в городском саду пробовали свои голоса. Села в кресло и уронила голову. Она дико устала, измоталась, как собака, но ложиться спать уже не было времени. Веля с трудом встала и выглянула в окно — на серой утренней террасе, пока ещё холодной и ветреной, стоял отец в халате и в подзорную трубу рассматривал море. Она разделась до белья и позвонила в колокольчик.

— Воды нагрейте, пожалуйста, мыться, — сказала она заспанным горничным, — и сухого ресу принесите стакан.

Нужно было хоть немного прийти в себя — предстояло кататься с отцом в новой коляске с багровыми подушками, Веля знала, её только намедни привезли.

И она наелась реса так, что сердце из горла вылетало. «Вот так на это и подсаживаются» — подумалось. Если действие чашки ресового отвара можно было сравнить с чашкой кофе, то с чем сравнить несколько ложек сухого порошка, она не знала. Впрочем, в мыслях прояснилось, сонные глаза открылись, движенья стали лёгкими и уныло опущенный подбородок поднялся. Если бы не сердцебиение, можно было бы есть рес постоянно и не тратить время на сон. У Вели даже настроение появилось. Она подоткнула чистые волосы диадемой матери и надела простое новое платье. Она шутила с Фипом за завтраком, боролась на руках после, и, конечно, победила. Всё было отлично, пока отец, будто невзначай, дважды не провёз её возле виселицы. Утреннее солнце спряталось за лёгкими перьевыми облаками. Чем дольше они катались с отцом — тем темнее становилось небо, к обеду весь горизонт затянуло свинцовыми грозовыми тучами. Отец чётко дал понять: либо зверь — либо ганцы. И Велю снова помкнуло — глубоко и жёстко.