— Я в твои годы спал отлично. Плавай больше и лучше ешь!

— Хорошо.

Он знал, что дочь уже третий день где-то бродит ночами, вероятно, со своим зверем. Не было новостей и от Шепана. Король уже жалел, что обратился к нему.

— Ты забыл, что он уже участвовал в заговоре? — спросил его лис намедни. — Предавший раз — предаст снова.

Скер всё помнил и без его слов.

— Это дурно пахнет, — сказал ему лис. — Они втроём плетут интриги, замышляют подлость, мой владыка, а раз так — не получится подождать, пока братец объявится сам. Так что привози её людей и делай то, что умеешь.

Они сделали два круга вокруг дворца и вокруг помоста с виселицей, затем король толкнул возницу в спину и приказал ехать за город, экипаж развернулся и покатил по главной улице.

В этом районе стояли дома трейнтинской знати, королевских чиновников и крупных торговцев. По деревянным настилам тротуаров прогуливались местные богачи, прислуга, бегущая по делам, с корзинами и свёртками в руках, поспешно выскакивала на мостовую, кланяясь и давая пройти господам. И все снимали шляпы, с поклонами оборачиваясь к экипажу, останавливались поглазеть, как Скер едет с дочерью. Дочь вежливо кивала в ответ, не делая особой разницы, кто перед нею, иногда доброжелательно махала ладошкой, невысоко поднимая руку. Это было непривычно и мило. Королю подумалось, что она могла бы стать весьма полезной во многих вопросах, её можно было отправлять на часть встреч, отдать ей часть обязанностей, связанных с благотворительностью, это частично освободило бы его самого. Но сперва следовало решить главный вопрос.

— Я сказал собрать со всех поселений твоих ганцев и привезти на праздник. Завтра с утра со всеми своими увидишься.

— Прикажи, пусть захватят весь керосин и мазут, который произвели. Это для них построена виселица? — спокойно спросила дочь, разглядывая нарядный дом казначея, выкрашенный в светло-жёлтый цвет, с цветочными горшками, вывешенными снаружи окон.

— Я бы предпочёл, чтоб там висел последний дохлый зверь, после необходимого уничтожения которого начнётся эра человека. Но праздник твой, решать, разумеется, тебе.

Дочь промолчала. Они проехали мимо поворота на рыбный рынок, далеко распространяющий зловоние. Теперь, перед праздником, рынок со всех сторон оброс щупальцами из тележек и лотков, где продавалась горячая еда, и густая вонь тухлой рыбы, потрохов и нечистот разбавлялась запахом горячего хлеба, жареного мяса, сочных сырых овощей и тонкими фруктовыми ароматами. Королю сразу захотелось есть.

В честь праздника разрешили торговлю на улицах, и теперь отсюда и до самых городских ворот тянулась шумная полоса сувенирных рядов. До самых ворот молчали.

— И как вы дальше видите моё будущее? — спросила дочь, наконец, дрожащим голосом. — Положим, я отдаю вам зверя, и что дальше? Вы выбираете мне супруга их числа ваших союзников или их сыновей? Я уплываю в какие-то дали, либо вы даёте мне где-нибудь тут жильё, чтоб вас не обвинили в скупости, и там, в печальном этом дворце, превращаюсь в томную даму, мечтающую об адюльтере, поскольку мне осточертел второй подбородок и живот моего мужа?!

Скер на минуту задумался. Не считая адюльтера, он и в самом деле считал, что спокойная и размеренная жизнь — лучшее, что он может дать дочери. Ведь Мирра ею довольствовалась? И у него самого в молодости этого не было. Однако, адюльтер, второй подбородок, какая гадость, и к чему такое сказано?

— А чего бы ты сама хотела? — спросил он.

— Я бы хотела, чтобы мне оставили моего зверька, моего Пола, и тогда я, отец… тогда я ради вас пошла бы на всё.

— А без зверя? Ну, торгуйся, смекни, чего ты хочешь. Всё, что я могу сделать, я сделаю. Без него.

— Нет, это невыносимо! Кстати, куда вы меня везёте?