— Портниха просила ещё помериться. А одно платье вообще на живую нитку смётано. Ей с помощницами целую ночь шить.
***
После обеда пошёл дождь.
На чердак когда-то давно снесли старую мебель, когда Мирре вздумалось её поменять всю сразу, а после стали стаскивать всё то, что нельзя было оставить в подвалах, где, как ни крути, царила сырость. Старые ковры и гобелены, постели, сундуки, одежду, утварь, всё то, что выбрасывать и раздавать пока не следовало, но и спросом больше не пользовалось, пылилось там до возможной необходимости, которая всё не наступала. И теперь чердак был завален хламом. Тем временем, крыша постоянно протекала в разных местах, во время каждого сильного дождя где-нибудь да капало. После приходили кровельщики и латали дыру, но снова шёл дождь — и протекало в другом месте. Мажордом придумал подставлять под дыры старые кухонные котлы, и в дождливую погоду теперь не только по террасе стучало, но и грохотало над головой, словно дьяволы хвостами били — бам, бам, бам, плюм, тыщ, дыщ. Прямо в мозг. Ему всё времени не доставало распорядиться перекрыть крышу полностью, а хозяйки во дворце больше не было. Вроде и глупость, обращать внимание на такие мелочи, но грохот раздражал, как и пятно, что вдруг расплылось на потолке в спальне у Леяры.
— Куда ты? — с улыбкой спросила она, хватая его за руку и целуя в ладонь.
— Хочу посмотреть, насколько всё скверно, — король поморщился, глазами указывая на пятно, похожее на цаплю в полёте. — Челядь пока носом не ткнёшь, не почешутся…
Большим пальцем он погладил её по мягким губам и подбородку, встал и начал одеваться.
— Ты ещё вернёшься?
— Может к ночи, не знаю.
Как Скер и думал, кроме стражи у лестницы ему ни души не попалось, будто дождь всех разогнал по норам.
— Не хочу переписывать! Вот ещё! — вопил принц Фиппол за закрытой дверью своей комнаты. Голос наставника что-то уныло и размерено бубнил в ответ. Шло время его уроков. Король улыбнулся — кто же в здравом уме переписывать захочет.
Он поднялся по лестнице до самого верху, мимо людской, откуда слышались оживлённые голоса — там играли в карты, мимо комнат прислуги, мимо пустующих ничейных комнат, к барабанной дроби воды, бьющей о чугун. На чердаке дождь особенно громко шелестел и гремел, создавая ту особую музыку, которая большинству людей дарит ощущение покоя. Даже скрип двери потонул в этом шуме, а может, кто-то смазал петли. Король обнаружил спящих на стропилах нетопырей и, разумеется, источник неловкости — новую дыру, из которой тонкой струйкой текло на пол. Король поискал глазами подходящую ёмкость и подставил кувшин с отбитой ручкой.
— Придётся всё перекрывать, — пробормотал он, с досадой воображая суету и неудобства, которые неизменно последуют за таким распоряжением, и уже повернулся уходить.
Удручающе неприхотливая дочь устроилась со своим охранником на старой продавленной кровати, когда-то давно лично королю служившей. Тот задрал ей юбку и целовал ногу, продвигаясь от колена вверх по бедру. Оба были так увлечены, что не заметили его, а дождь так грохотал, что никто ничего не слышал и Скер, как придурок, некоторое время тупо смотрел, надеясь, что хотя бы одного в этой паре перепутал с кем-нибудь ещё, но с каждым мгновением всё больше уверяясь, что, к сожалению, не перепутал. Зато увидел несколько больше, чем собирался.
Ему подумалось — вот к каким печальным последствиям приводит излишняя мягкость с детьми и сентиментальность с бывшими друзьями. Вот тебе и второй шанс. Не надо тревожить умершие симпатии, не стоит пытаться их воскресить. Никому, ни при каких обстоятельствах нельзя давать второго шанса.
Дочь заметила его первой. Ещё бы, ведь лицо его товарища было занято её плотью, а затылком никто смотреть не может. Она вздрогнула, оттолкнула Шепана и поспешно одёрнула юбку.
— Одни стихии знают, как мне сложно не убить вас обоих прямо сейчас, — медленно сказал он, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Скер балансировал на той тонкой грани, за которой глаза заливало гневом, а потом он приходил в себя и ничего не помнил, а перепуганная прислуга пряталась по углам.
— И я, возможно, не стал бы сдерживаться, но мне не надо, чтобы твой зверь присосался к кому-нибудь ещё, — он ткнул пальцем в дочь.
Оба молчали. А что они могли сказать? Впрочем, дочь в кои веки смотрела прямо в глаза и, король готов был поклясться, с вызовом. Более того, в её взгляде зависла насмешка, тяжёлая, как чугун, о который с грохотом бились капли. Только тогда он и понял, насколько дочь его ненавидит, и ужаснулся. Но нужно было что-то говорить, и Скер сказал, обращаясь к бывшему другу.