Торгни улыбнулся и огляделся, словно в поисках подходящих слов:

— Как же нам с ней было хорошо! Да, черт возьми, таких, как она, больше нет. Я знаю, я искал…

Замолчав, он погрузился в воспоминания.

В наступившем молчании Кристофер почувствовал бесконечную усталость, но понимал, что разговор еще не окончен. Нужно узнать больше. Хотя теперь он не понимал зачем.

— Вы сказали, что это нарисовал мой отец.

Кристофер кивнул в сторону картины, и Торгни фыркнул.

— Да, этот ублюдок. К счастью, он подох от перепоя раньше, чем я успел его убить.

— То есть он умер?

— Да, давно, и ты должен этому радоваться. Его звали Карл-Эверт Петерсон. Он был художник, но так сильно пил, что с ним никто не хотел иметь дела. Надравшись, он сходил с ума, начинал дебоширить и скандалить. Однажды, когда он был пьян, он сделал это.

— Что сделал?

— Изнасиловал ее.

Кристофер переменил позу, словно хотел стряхнуть с себя услышанное. Всё. Он больше ничего не хочет знать.

— Она работала натурщицей. Чтобы немного заработать. Она хотела стать писателем, но не смогла ничего издать.

Торгни внезапно замолчал, как будто сболтнул лишнее.

Кристофер почувствовал, как все рушится. Мечты о родном доме. Воображаемый мир, в котором жила надежда. Представления о том, как обрадуются родители, когда после отчаянных поисков обретут сына.

— Мы встретились, когда Халина была беременна. Она была в смятении, потому что не хотела… Да, лучше сказать все как есть. Это было изнасилование, а закон о разрешении абортов приняли только через несколько лет. Так что ты должен быть благодарен.

У Кристофера сильно закружилась голова.

— Но потом, когда ты родился, она была рада. Она стала хорошей матерью, правда. Только когда ей было плохо, она порой обращалась с тобой немного жестко.

Пытаясь встать, Кристофер ухватился за спинку стула.

— У нее наверняка был приступ, когда она оставила тебя в Скансене. Иначе она никогда бы этого не сделала.