— Да ты ведь не дивишься вовсе! — он весь потянулся к собеседнику, а карие глаза его пылали недобрым огнем. — Скажи, Дурной, ты знал всё? Знал наперед и не сказал?!

Санька вздрогнул. Он ясно видел гнев «Делона». Вернее, гнев и страх человека, подозревающего, что его используют. От взгляда Ивашки не по себе стало. Беглец из будущего ясно понял, каким опасным здесь является его послезнание. Неуклюже примененное, оно может не только людям навредить, но и по нему срикошетить.

«Вот как им говорить? Не поверят. А если сбудется — меня же и обвинят. Или наоборот: поверят, упредят — и получается, что мои слова не сбудутся? Как тогда они ко мне отнесутся?»

— Не знал я ничего! — отодвинулся от казака Дурной. — Догадывался. Когда Кузнец осенью дючеров пограбил, богдыхан велел укрепить свои северные рубежи. Это многие из местных говорили. А что пищали у их, так то и в Ачанском бою уже было известно! Или нет? А вспомни пищали Галинги еще. Разумный всё сложит и поймет.

— Ишь разумный… А чего ж не сказал?

— Я Кузнеца битый час отговаривал! И вас всех — ты же слышал. Не силой же было тебя вязать.

Ивашкин пугающий гнев медленно угасал. Кого он только что видел в Дурном? Дьявола? Мелкого беса-искусителя? Найденыш слишком привык к тому, что к вере казаки относятся слишком формально: крестик есть, молитвы знаешь — ну и сойдет. Но мистический страх сидел в каждом из них. И будить его не стоило.

…Ивашка рассказал, что Онуфрий Кузнец с полком ушел вверх по Амуру. В земли, которые ранее Хабаров разгромил, но где уже пару лет казаки не появлялись, и где дауры (еще не съехавшие к Цинам) напрочь отказались признавать власть Белого Царя. Санька совершенно не помнил из прочитанных книг: удастся ли землепроходцам в этом году усмирить даурскую вольницу (еще больше обозлив местных) или нет. Но осенью Кузнец начнет строить большой, крепкий, основательный Кумарский острог. И очень вовремя.

«Вот и отдохнем друг от друга до осени» — решил Дурной. Тем более, что было чем заняться.

Работы на Темноводном было море. Доделать укрепления. Подсечь новые деляны — Мезенец замыслил увеличить поле в три раза. Скота стало много — требовалось выпасать их в Зейской пойме к северу от острожка. Волам на зиму нужно накосить сена. Дурной, кстати, объяснил ковалям концепт косы-литовки, и те пообещали сделать опытный образец из имеющегося на острожке лома.

Тютя отобрал десяток самых боевых лошадок и десяток же самых опытных наездников.

— На дощанике везде не наездишься, — заявил он. — Мы должны быть подвижными. А не как на Селемдже.

Тютя стал щедро делиться с воинами опытом, полученным в Диком Поле. Санька ход оценил. Во-первых, конный отряд и впрямь нужен. Во-вторых, надо активнее перемешивать своих и кашинских. После того, как Якунька забрал на север аж 11 человек, на Темноводном тех и этих стало почти поровну. Кашинские плохо вплетались в уже накатанную колею местной жизни, им нравилась роль беженцев, которые могли похалявить. И авторитет Дурнова им почти до фени. Правда, обратная сторона медали: все казаки «первого набора», даже Ивашка, только сильнее сплачивались вокруг своего атамана. Но ситуация раскола всё равно нуждалась в исправлении. И тут замысел Тюти оказался в самый раз.

Однако, вскоре все мелкие дела и хитрые замыслы пришлось отложить: истинный хозяин местных земель показал свою власть.