– Да, очкарик такой, – согласился Цент. – С виду он тихий, безобидный, лицо такое честное, открытое. Сразу и не поймешь, что внутри человек гнилой, нехороший. Я-то его сразу раскусил, ибо опытен в делах житейских, но кого-то другого он проведет легко.

И тут Владик сорвался. Нет, дара речи он не обрел. Не издав ни звука, программист, оскалив зубы, набросился на свою возлюбленную. Одной рукой ухватил за волосы, второй неуклюже прописал в ухо. Машка завизжала так, что у Цента заложило уши. Девушка попыталась отбиться от программиста, царапала ему руки, извивалась, пыталась лягаться, но Владик держал крепко. Держал, и бил.

– Девчонки? Эй? Вы чего там? – возмутился Цент, сбросив скорость и, по привычке, съехав на обочину.

На заднем сиденье кипел бой. Летели клоки шерсти, капли крови, Машка визжала как сирена, Владик рычал зверем лесным и продолжал делать свое дело. Многое накопилось в его душе за минувшие дни, а если точнее, то годы. Обиды, унижения, насмешки – все эти сомнительные сокровища Владик складировал в закромах души едва ли не с пеленок и еще ни разу ему не выпал шанс отплатить окружающему миру за все хорошее. В том, что именно Машка попала под горячую руку, не было ее вины. Просто она оказалась не в том месте, не в то время и не в той компании.

Остановив автомобиль, Цент выскочил наружу, распахнул заднюю дверь и в отчаянии закричал:

– Полцарства за мобильник!

В самом деле, кадры пропадали драгоценные. Цент однажды видел, как две бабы солидной весовой категории сошлись в рукопашной между рыночных лотков. Тогда в ход пошли сумки, набитые снедью, товары с прилавков, досталось нескольким случайным прохожим. Но даже тот эпический бой титанов мерк и скукоживался в сравнении с побоищем, организованным программистом и его тайной любовью.

Вскоре драка переместилась из салона автомобиля на простор, и тут стало очевидным преимущество Владика. Машка уже не пыталась оказать сопротивление, все ее силы уходили на то, чтобы защищать от ударов голову. Поняв, что озверевший айтишник совсем не умеет обращаться с женщинами и, чего доброго, забьет подругу до смерти, Цент сбегал к лесополосе и сорвал там отличную упругую хворостину. Глянул на милых, что продолжали яростно тешиться бранью, и выломал вторую, чисто на всякий случай.

Хворостину, по возвращению, Цент вручил Владику вкупе с дельным советом уделить основное внимание тому участку женского тела, что предназначен для воспитательных процедур самой природой, которая благоразумно снабдила его дополнительной жировой защитой и избавила от каких-либо жизненно-важных функций. Владик не с первого раза, но понял. Толстая хворостина пошла вольготно гулять по Машкиной попе, девица зашлась истошным криком, попыталась вырваться и убежать на волю. Программист не допустил. Повалил на землю, зафиксировал ногами, и продолжил воспитание. То несло столь интенсивный характер, что первая хворостина не выдержала, и сломалась. Цент, радуясь своей предусмотрительности, вручил Владику запасную.

Процесс одомашнивания продолжался долго. Центу еще дважды пришлось бегать за хворостинами, Машка давно охрипла, с Владика градом катился трудовой пот. В итоге программист полностью лишился сил, выпустил рыдающую Машку, а сам тяжело опустился на землю. Лицо его было красное, как помидор, в глазах медленно гасли огоньки бешенства. Воспитанная девушка свернулась калачиком и горько плакала, то и дело щупая рукой капитально отбитую попу, будто бы проверяя – цела она еще, или вовсе отвалилась.

– Уважаю! – признался Цент, протягивая Владику бутылку с минералкой, которую обнаружил в салоне. Сам пить побоялся, мало ли, что там налито, но очкарика было не слишком жалко. Программист припал к горлышку и осушил емкость один махом, а то, что не допил, вылил себе на голову, дабы остудить пыл.

– Ладно, если вы закончили, поехали тогда, – предложил Цент. – Надо найти пропитание, ну и мир уже спасать пора. Машка? Ты живая? Вставай, пора ехать.

– Никуда я с вами не поеду! – прорыдала девушка. – Пусть меня лучше зомби съедят, чем с вами рядом находиться.

Цент покосился на Владика, программист криво усмехнулся, дескать, учись, малыш, и хорошо поставленным командным голосом приказал:

– Ну-ка в тачку живо!

Машка тут же вскочила на ноги, и, со священным ужасом поглядывая на грозного программиста, поместила себя на заднее сиденье.

– Самец! – вынужден был признать бывший рэкетир. – Я же тебе говорил, а ты не верил. Цент давно на свете живет, все знает. Вот увидишь, еще пара закрепляющих порок, и ваши отношения перейдут на новый уровень, полный гармонии и взаимопонимания.

– Нужно еще бить? – как-то даже обрадовался Владик.

– Не сейчас. Позже. Вообще желательно устраивать воспитательные процедуры регулярно, в профилактических целях, так что советую тебе обзавестись хорошим кожаным ремнем, а то на вас никаких хворостин не напасешься. А теперь садись в машину. Нечего тут торчать на видном месте. Мало ли.

Дальнейший путь прошел в гробовой тишине. Машка, перенеся мощнейшую воспитательную процедуру, боялась даже громко дышать, Владик грозно сопел, Цент думал, где бросить якорь. О том, что нужно спасать мир, он, разумеется, помнил, но никакие силы, земные или небесные, не смогли бы заставить его заниматься этим на пустой желудок. К счастью, километров через сорок после вынужденной остановки, на обочине показалась харчевня. Цент подрулил к ней, заглушил двигатель и вылез наружу, держа наготове автомат и лопату. Вскоре к нему присоединились Владик и Машка.