Бородинский бой грянул 26 августа. К тому времени, как известно, командование над русскими армиями принял фельдмаршал Кутузов. Войска Багратиона располагались на жарком левом фланге, в районе деревни Семёновской — за эти позиции Кутузов особенно тревожился, и собирался воевать здесь «искусством». Багратиону было не привыкать сражаться на самом опасном участке — эту традицию завёл Суворов в Итальянском походе, не говоря уж о Швейцарском. Три линии земляных укреплений преграждали путь французам. Это — Семеновские или Багратионовы флеши, вокруг которых развернулся яростный бой. Дважды французы овладевали флешами, но Багратион поднимал солдат в контратаку — и отбивал укрепления. Оборона флешей (как и батарей Раевского) потребовала от Багратиона невероятного упорства, стойкости. В том числе — и умения сражаться невзирая на потери. На клочке земли вокруг Багратионовых флешей гремели залпы семисот с лишним орудий — из них четыреста были французскими. И это при том, что вообще в Бородинском сражении русская артиллерия количественно превосходила противника.

Пожалуй, в истории Российской империи Багратион был единственным командующим армией, увенчанным лаврами, который смертельно раненым покинул поле боя, остался там, где было дано величайшее генеральное сражение. Погиб, не пропустив Великую армию в Москву. На флешах, во время очередной контратаки русских, осколком гранаты раздробило берцовую кость… К таким испытаниям ему было не привыкать. Это было далеко не первое боевое ранение Багратиона — не первое, но последнее. Войска маршалов Нея и Даву не раз шли в рукопашную — и армейской легендой стало восклицание Багратиона, обращённое к французским гренадерам, непреклонно шедшим в штыковую, не кланяясь картечи: «Браво!». «Когда его ранили, он, несмотря на свои страдания, хотел дождаться последствий скомандованной им атаки второй кирасирской дивизии и собственными глазами удостовериться в ее успехе; после этого, почувствовав душевное облегчение, он оставил поле битвы», — благоговейно вспоминал Н.Б.Голицын.

Он умирал в усадьбе друга, князя Голицына, что в селе Симы под Владимиром. Гангрена оказалась смертельной — а последний кризис начался, когда один из посетителей проговорился о сдаче Москвы. Генерал от инфантерии Пётр Иванович Багратион скончался 12 сентября 1812 года.

В военной истории ученик Суворова остался лучшим специалистом по сложнейшим авангардным и арьергардным боям — здесь искусство Багратиона, вдохновлённое в 1799-м тактикой Суворова, было беспримерно.

С. Г. Волконский вспоминал о духе, царившем в авангарде Багратиона в кампаниях 1806-07 годов: «Я несколько раз посещал авангард, где между штабом князя Багратиона было много моих товарищей. Радушное обхождение князя с подчиненными, дружное их между собою обхождение, стройность, чистота бивачных шалашей, свежий, довольный вид нижних чинов — доказывали попечительность князя к ним, и во всем был залог общего доверия к нему». Самородок, смолоду окунувшийся в военный быт, Багратион был восприимчив к урокам лучших полководцев старшего поколения и знал цену воспитанию войск, поддержанию здоровой атмосферы. Воодушевление солдат и гигиена — те начала армейской жизни, о которых неустанно напоминал Суворов — в войсках Багратиона торжествовали неотлучно.

Похоронен генерал Багратион в священной земле Бородинского поля — туда, по предложению Дениса Давыдова, с почестями перенесли его прах в 1839-м году. 104-й пехотный Устюжский полк носил славное имя генерала. Судьба могилы

героя, к нашему стыду, выдалась драматичной. Но сегодня, рядом со стелой 1812 года и неподалёку от обстрелянных в 1941-м году окопов Великой Отечественной лежит могильный камень, огороженный кованой решёткой. А на решётке — щиты, напоминающие о победах суворовского любимца. В том числе — и о собственно суворовских победах: «Треббия — Нови». Наверное, именно у этой могильной ограды можно наиболее глубоко прочувствовать историческую правоту строк: «Да, были люди в наше время — не то, что нынешнее племя. Богатыри, не вы…». Говоря уже не по Лермонтову, но по Суворову — чудо-богатыри.

Алексей Петрович Ермолов дал глубокую, по-ермоловски откровенную характеристику полководца: «Князь Багратион. Ума тонкого и гибкого, он сделал при дворе сильные связи. Обязательный и приветливый в обращении, он удерживал равных в хороших отношениях, сохранил расположение прежних приятелей. Подчиненный награждался достойно, почитал за счастие служить с ним, всегда боготворил его. Никто из начальников не давал менее чувствовать власть свою; никогда подчиненный не повиновался с большею приятностию. Обхождение его очаровательное! Нетрудно воспользоваться его доверенностию, но только в делах, мало ему известных. Во всяком другом случае характер его самостоятельный. Недостаток познаний или слабая сторона способностей может быть замечаема только людьми, особенно приближенными к нему.

С самых молодых лет без наставника, совершенно без состояния, князь Багратион не имел средств получить воспитание. Одаренный от природы счастливыми способностями, остался он без образования и определился в военную службу. Все понятия о военном ремесле извлекал он из опытов, все суждения о нем из происшествий, по мере сходства их между собою, не будучи руководим правилами и наукою и впадая в погрешности; нередко однако же мнение его было основательным. Неустрашим в сражении, равнодушен в опасности. Утонченной ловкости пред государем, увлекательно лестного обращения с приближенными к нему. Нравом кроток, несвоеобычлив, щедр до расточительности. Не скор на гнев, всегда готов на примирение. Не помнит зла, вечно помнит благодеяния». Каждый биограф Багратиона опирается на эти слова Ермолова, как на верный посох в исследовании багратионовского феномена.