Война, торговля и морской разбой

До сих пор не имеется совершенно убедительных объяснений того, каким образом на южном побережье Балтики еще в условиях родоплеменного строя могли возникнуть ранние городские поселения. Можно высказать предположение — конечно, не бесспорное! — что в тех местах, расположенных в весьма благоприятствовавших сельскохозяйственной и животноводческой деятельности, возникли центры экономической, политической и религиозной, или культовой, жизни. Там постоянно производимые излишки сельскохозяйственной продукции, в сочетании с ростом потребностей населения, способствовали выделению и развитию ремесел. Если же эти центры располагались к тому же в легко доступной местности, в местах пересечения традиционных, существовавших со времен глубокой древности, торговых путей (нередко функционировавших с начала Железного века и возникших вследствие естественных предпосылок, сложившихся в силу природных условий, что, вне всякого сомнения, прекрасно понимали и славянские переселенцы), избыточные продукты становились подвижными, стимулируя производство и обмен товаров. В условиях постоянного и непрерывного взаимодействия, данные обстоятельства способствовали консолидации производителей ремесленной продукции и преимущественно пользующейся плодами их труда, в силу своей платежеспособности, племенной аристократии, со своей стороны, предоставлявшей защиту и обеспечивавшей безопасность обслуживавшим ее потребности ремесленникам и купцам. Подобные и различные, не менее сложные, хотя и иного рода, процессы вероятно и привели к возникновению в дельте Одры-Одера ранних городских поселений, которым не хватало только правовой самостоятельности, собственного городского права, чтобы превратиться из протогородов в средневековые города в полном смысле этого слова.

Аналогичные процессы происходили, разумеется, и в других местах. Так, например, «Франкские анналы» упоминают процветавшую еще до 808 года метрополию ободритов Рерик (возможно — Велиград-Мехлин-Микулинбор-Мекленбург[82] близ Висмара), чьи купцы были захвачены в плен королем данов Гудфредом (Годфредом, Гудфридом, Гётриком, Гудрёдом) и поселеиы им в Хедебю-Хайтабу под Шлезвигом.

Главное отличие ранних городов, расположенных на Балтийском побережье, от расположенных внутри страны, заключалось в том, что они на протяжении долгого времени не искали покровительства верховной, всеобъемлющей централизованной власти с постоянной резиденцией. Хотя данное обстоятельство совсем не исключало их связанности с судьбами отдельных представителей племенной аристократии северо-западных. Так, например, Рерик пребывал под покровительством и защитой князя ободритов Траско, или Дражко — союзника франков, избравшего это поселение, после его разрушения, своей резиденцией и правившего оттуда вплоть до своего убийства пособниками Гётрика-Гудфреда в 809 году. Тем не менее, судьбы таких городов зависели не столько от князей, сколько от составлявших правящий слой, напоминающий патрициат торговых городов классического европейского Средневековья, землевладельцев, купцов и мореходов, правивших ими совместно с народным собранием — вечем. Поэтому их часто называли городами-республиками — привлекательными на первый взгляд, по форме правления, но не соответствующими больше духу времени, возможно, уже на ходящимися на самостоятельном пути к новому общественному строю, само существование которых было вызовом для феодальных держав. Иными словами: в них царила военная демократия, дофеодальная переходная ступень первобытного общества. Отличительными особенностями подобных социумов, предшествовавших, так сказать, «изобретению государства», но стоявших как бы на самом его пороге, были, в частности: «…обратное влияние имущественных различий на организацию управления посредством образования первых зародышей наследственной знати и царской власти; РАБСТВО (здесь и далее в цитате выделено нами — В. А.) сначала одних только ВОЕННОПЛЕННЫХ, но уже открывающее перспективу порабощения собственных соплеменников и даже членов своего рода; начавшееся уже вырождение древней войны племени против племени в систематический разбой на суше и на море в целях захвата скота, рабов и сокровищ, превращение этой войны в РЕГУЛЯРНЫЙ ПРОМЫСЕЛ, одним словом, восхваление и почитание богатства как высшего блага и злоупотребление древними родовыми порядками с целью оправдания насильственного грабежа богатств». (Фридрих Энгельс. «Происхождение семьи, частной собственности и государства»).

Жажда добычи объединяла военных вождей и их дружинников, жрецов и купцов, свободных земледельцев и знатных землевладельцев, создавая иногда своеобразные «химеры» в виде, например, жрецов, являвшихся одновременно и политиками: уже из ранних сообщений мы узнаем о служителях языческих божеств, от истолкования которыми направления движения священного коня зависели начало и направление военных походов. В то же время не ощущалось недостатка как в не гнушающихся заниматься торговлей воинах, так и в купцах, не гнушающихся заниматься разбоем, как на суше, так и на море.

Относя сказанное к легендарной Винете, можно смело утверждать: сохранению этого анахронизма весьма способствовало то обстоятельство, что в районе дельты Одры пересекались важные торговые пути. Вместе с рекой, он принимал поступавший через Моравские ворота из бассейна Дуная товаропоток, неся его дальше в Балтийское море. Здесь можно было с большой выгодой для себя служить посредником между экономически развитым районом Нижнего Рейна и балтскими племенами, а также Древней Русью. Дельта Одры образовывала важный узел в тогдашней сети мировой торговли, обеспечивая мусульманских эмиров Кордовы и Багдада как рабами-«сакалиба» для их лейб-гвардии, так и янтарными ожерельями для лебединых шей красавиц их гаремов (да и самими красавицами).

Возможно, кому-нибудь из уважаемых читателей покажется странным употребление автором настоящей книги выражения «мировая торговля» по отношению к реалиям столь давних времен, допуская, в лучшем случае выражение «трансконтинентальная торговля». Ему, возможно, ведомо, что некий иудей по имени Исаак привез властителю франков Карлу Великому в подарок от «царя персов Аарона» (как писал в «Жизни Карла Великого» его биограф Эйнхард, или Эгинхард), то есть от багдадского халифа Харуна ар-Рашида[83], белого слона со звучным именем (применить по отношению к слону слово «кличка» как-то язык не поворачивается!) Абуль Аббас. Однако просвещенному читателю не мешало бы вспомнить (а если он не помнит, то нам многогрешным не мешало бы ему напомнить) о куда более удивительном историческом факте. А именно — о том, что князь-креститель Польши — Мешко I в 985 году подарил римско-германскому императору…верблюда (которые, как известно, на территории Польши не водились даже в столь давние времена). Как и о том, что в дельте Одры археологами были обнаружены раковины из Индийского океана, остатки шелковых тканей их Китая или из Японии, сорго (или, как говорили в Средние века в христианской Европе — «мавританское просо») из Северной Африки. Что еще в 844 году сахиб ал-барид ва-л-хабар, то есть начальник почтового ведомства (а заодно, скорей всего — и службы внешней разведки) Арабского халифата, географ и историк со звучным именем Абуль Касим Убайдаллах ибн Абдаллах ибн Хордабдех — основоположник нового направления в арабской географии, описывавший торговые магистрали и проживавшие вдоль них народы, основываясь на современной ему, а не почерпнутой из книжной (преимущественно — античной, восходящей еще к Птолемею[84]) информации — подробно описал торговый путь, к его времени уже давно и прочно связавший мусульманскую Испанию с Восточной Азией? Правда, при всем при том автору настоящего правдивого повествования представляется необходимым сделать одну — и немаловажную! — оговорку! Хотя торговля уже тогда была мощным стимулом и двигателем прогресса, она была способна успешно выполнять данную функцию лишь там, где для этого была подготовлена почва, как в переносном, так и в самом буквальном смысле этого слова. Многие предположения относительно успеха или неуспеха посланцев и носителей якобы более высоких культур — «культуртрегеров» — не учитывают того обстоятельства, что их взгляды и навыки могли быть переняты представителями якобы менее высоких культур лишь в том случае, если уровень развития последних позволял им это сделать.

О хорошем состоянии славянской дорожной сети убедительно свидетельствуют многочисленные остатки мостов и гатей. Путешественники разъезжали по ним в повозках, запряженных лошадьми или волами, а также пешком, ведя в поводу вьючных животных (порою, судя по всему — даже ослов, а может быть — мулов или лошаков). Имеются свидетельства существования регулярно используемых путешественниками и купцами мест отдыха, судовых буксиров и даже таможенных застав, на которых дежурили стражники, взимавшие с проезжающих таможенный сбор, или, как говорили на Древней Руси — «мыто» (именно от «мыто» происходит наше современное слово «мытарства»). Так что нам с уважаемым читателем не стоит слишком задирать носы, взирая свысока из нашего, XXI века на уровень транспортного или, выражаясь современным языком, логистического обеспечения тогдашней торговли. Известны даже своего рода деревянные кузова-контейнеры, предназначенные для транспортировки грузов как посредством кораблей, так и посредством колесного транспорта. Часть из них сохранилась для наших дней, потому что путешествие перевозивших их купцов оказалось прерванным до прибытия в место назначения. Наряду с торговцами и их сопровождением (частью — пешим, частью — конным), среди странников встречались люди иных профессий и сословий. Например, бесстрашные христианские монахи, вроде того инока, о котором Гельмольд из Босау сообщает, что он, сопровождая саксонских купцов, прибыл в священный град славян Аркону, где едва не претерпел мученическую кончину от рук местных язычников. Или непоседливые и охваченные тягой к перемене мест, неугомонные странствующие ремесленники — вроде того, чей переносной дубовый короб (изготовленный в Х веке), полный кузнечных и ювелирных инструментов, был обнаружен при раскопках в Местемире на «готском острове» Готланд[85]…

Но обратим наши взоры на район устья Одры, уважаемый читатель. В той области одним из важнейших товаров было зерно, хлеб, жито. Еще в XIII веке в бывшем славянском поморском Щетине (ставшем к тому времени уже немецким померанским городом Штеттином) хлеб по старой памяти мерили и расфасовывали в мешки для отгрузки, используя норвежские единицы веса. Подобные прочно укоренившиеся привычки порой указывают на существование, в прошлом, отношений торгового товарообмена, подтверждаемое, в данном конкретном случае, находками при раскопках средневекового Щетина, многочисленных предметов скандинавского происхождения. Необходимой предпосылкой международной торговли любыми товарами массового потребления было, естественно, развитое судоходство, к которому мы с Вами, уважаемый читатель, не замедлим обратиться. Доподлинно не известно, перевозилось ли жито по морю только в расфасованном виде, в мешках и тюках, или также в виде сыпучего, или насыпного, груза. Однако обе эти формы транспортировки зернового хлеба требовали от грузоперевозчиков большой осмотрительности и принятия надлежащих мер предосторожности, ибо в противном случае груз впитывал бы воду из корабельных бортов — во всяком случае, необходимо было тщательно укрывать зерно шкурами, промасленными или пропитанными жиром.

Наш добрый старый дипломат, барышник и работорговец Ибрагим ибн Якуб — кто же еще?! — сообщает нам еще об одной отрасли торговли, повествуя об экспорте лошадей из владений князя северо-западных славян-ободритов Накона: «Его земля…изобилует лошадьми, и потому таковые вывозятся из нее». Судя, по всему, торговля не только лошадьми, но и скотом была достаточно оживленной, хотя и осуществлялась, в основном, по сухопутным торговым путям. Впрочем, документы, датируемые XIII веком, сообщают о торговле лошадьми на «готском» острове Готланд, подтверждая традиционную для юго-восточного побережья Балтики привилегию владельцев кораблей повсеместно пасти лошадей, находящихся у них на борту. Следовательно, перевозка лошадей (и, видимо, скота вообще) по морю давно уже была обычным явлением…

К числу продуктов сельскохозяйственного производства, наиболее часто менявших своих владельцев в результате дальних перевозок, принадлежали, вероятно, также вяленое мясо, солонина, шерсть и шерстяные ткани (в Волине-Волыне археологами были обнаружены фрагменты шерсти от овец пород, распространенных в Швеции и Фрисландии), шкуры, сукна, льняные ткани, растительное масло, мед, воск (пользовавшийся, как уже говорилось, постоянным спросом в христианских странах, как сырье для изготовления такой важной принадлежности церковного служения, как свечи), вино (ценимое не только как важнейший предмет христианской литургии). Многочисленные находки остатков керамических сосудов, изготовленных в гончарных мастерских северо-западных славян, на скандинавском побережье Балтики и в восточнославянских торговых центрах, включая Новгород и Старую Ладогу, побудило ученых к предположению, что они попали туда в качестве тары для меда и иных товаров. С учетом их количества, немецкий врач-патологоанатом Рудольф Вирхов (1821–1902), друг откопавшего легендарную Трою археолога-самоучки Генриха Шлимана, даже высказал в свое время мнение, что шведский торговый город Бирка на озере Меларен был основан и пребывал, с момента своего основания, под властью не норманнских викингов, а балтийских славян. Впоследствии гипотеза Вирхова была опровергнута, однако не подлежит сомнению факт того, что объем подобных находок и, возможно, тогдашнего торгового обмена, служил весьма благоприятной почвой для возникновения подобных предположений.

Весьма прибыльной была торговля еще одним видом товара, приобретаемым в ходе войн и грабительских набегов — «живым товаром», «двуногим скотом», или по-нашему, по-русски — «челядью» (в Древней Руси так и выражались — «ополониться челядью»). Возникновение и утверждение феодального строя стимулировались как плугом, так и мечом. Оно неизменно и повсеместно сопровождалось бесчисленными вооруженными конфликтами. Одним из результатов переменчивости военного счастья были военнопленные, продаваемые в рабство. О масштабах торговли «челядью» можно судить хотя бы из сообщения Гельмольда из Босау, согласно которому в 1168 году после всего лишь одного успешного военного похода славян-ободритов на датчан были выставлены на продажу семьсот плененных бодричами данов. Впрочем, торговлей людьми занимались не только северо-западные славяне. Памятуя о фрагменте, касающегося ПОРАБОЩЕНИЯ ВОЕННОПЛЕННЫХ, цитированного нами выше хрестоматийного труда классика марксистской исторической науки Фридриха Энгельса, добавим, что тщательно штудировавший Фридриха Энгельса и Карла Маркса, их верный последователь и несгибаемый большевик из рядов ленинской «старой гвардии» товарищ Михаил Николаевич Покровский так и писал на с. 22–23 своей «Русской истории в самом сжатом очерке» о первых князьях Древней (или, по Марксу-Энгельсу — «готической», gotisch, «готиш», то есть буквально — «готской») Руси: «(первые новгородские и киевские князья — В. А.)…были рабовладельцами и работорговцами: захватывать рабов и торговать ими было промыслом первых властителей русской земли. Отсюда непрерывные войны между этими князьями, — войны, целью которых было „ополониться челядью“, т. е. захватить много рабов. Отсюда их сношения с Константинополем, где был главный тогда, ближайший к России, невольничий рынок. Об этом своем товаре, „челяди“, первые князья говорили совершенно открыто, не стесняясь: один из них, Святослав, хотел свою столицу перенести с Днепра на Дунай, потому что туда, к Дунаю, сходилось „всякое добро“, а среди этого „всякого добра“ была и „челядь“. Кроме этого на рынок шли и продукты лесного хозяйства — меха, мед и воск. Это все князья добывали „мирным путем“, собирая в виде дани со славянских племен, которые им удалось покорить. Но рабы были самым важным товаром, — о них больше всего говорится в договорах первых русских князей с греческими императорами.

Воины северо-западных славян

Первые русские „государи“ были таким образом предводителями шаек работорговцев».

Кстати говоря, книге товарища Покровского, объявленной «антинаучной», «антиленинской» при верном марксисте и ленинце товарище Иосифе Виссарионовиче Сталине (так якобы гордившемся вошедшим в обиход при нем крылатым изречением «Сталин — это Ленин сегодня»), предпослано факсимильное письмо не кого иного как «вождя мирового пролетариата» товарища Владимира Ильича Ленина товарищу Михаилу Николаевичу Покровскому.

Тов. М. Н. Покровскому

Тов. М. Н.! Очень поздравляю вас с успехом: чрезвычайно понравилась мне Ваша новая книга «Рус(ская — В. А.) (История — В. А.) в сам(ом — В. А.) сж(атом — В. А.) очерке! Оригинальное строение и изложение. Читается с громадным интересом. Надо будет, по-моему, перевести на евр(опейские — В. А.) языки.