Наконец вернулась Августа с подносом; на нем стояли четыре креманки, на ободки которых были красиво насажены ломтики апельсина.

– О, Мэй, золотко, поди-ка к стене и поплачь там, – сказала она, указав сестре на дверь и легонько подтолкнув ее в нужную сторону.

Августа повела себя так, будто это норма – подумаешь, в любом доме Южной Каролины такое может случиться.

– Вот, угощайтесь – оранжад, – сказала она нам.

Я деликатно отпила глоток. Зато Розалин выхлебала свою порцию залпом, а потом рыгнула, да так, что мальчишки из моей школы изошли бы зеленой завистью. Невероятно!

Августа сделала вид, будто ничего не слышала, а я уперлась взглядом в бархатную скамеечку, страдая из-за того, что Розалин повела себя так некультурно.

– Значит, вы – Лили и Розалин, – заговорила Августа. – А фамилии у вас есть?

– Розалин… э-э, Смит и Лили… Уильямс, – с запинкой солгала я, а потом пошло как по маслу: – Видите ли, моя мать умерла, когда я была маленькой, а потом и отец погиб – в прошлом месяце в тракторной аварии на нашей ферме в округе Спартанберг. У меня здесь не осталось никого из родственников, поэтому меня хотели отдать в приемную семью.

Августа покачала головой. Розалин тоже покачала, но по иной причине.

– Розалин была у нас домработницей, – продолжала я. – У нее никого нет, кроме меня, и мы решили отправиться в Виргинию, чтобы найти мою тетю. Вот только денег у нас нет, так что, если у вас тут найдется какая-нибудь работа, мы могли бы немного подзаработать, прежде чем двигаться дальше. Мы на самом-то деле не очень торопимся в Виргинию.

Розалин бросала на меня гневные взгляды. Около минуты не было слышно ни звука, не считая звяканья льда в креманках. Я и не сознавала раньше, насколько жарко и душно было в комнате, насколько активно работали мои потовые железы. А теперь буквально учуяла собственный пот. Мои глаза метались то к черной Марии в углу, то вновь к лицу Августы.

Она отставила креманку. Я ни у кого не видела глаз такого цвета – чистейшего оттенка имбиря.

– Я сама родом из Виргинии, – сказала она, и по какой-то причине ее слова вновь запустили во мне электрический ток, пробежавший по моим конечностям, когда я впервые вошла в эту комнату. – Что ж, ладно. Розалин может помогать Мэй по дому, а ты будешь помогать мне и Заку с пчелами. Зак – мой основной помощник, так что я не смогу вам ничего заплатить, но, по крайней мере, у вас будет крыша над головой и еда на то время, пока мы не свяжемся с твоей тетей и не спросим, сможет ли она прислать вам денег на автобус.

– Да я даже полного имени ее не знаю, – поспешила сказать я. – Мой отец просто называл ее тетей Берни; я с ней ни разу не встречалась.

– И что же ты собираешься делать, деточка, – ходить во всей Виргинии от дома к дому?

– Нет, мэм, только в Ричмонде.

– Ясно, – протянула Августа.

И вот ведь штука: ей действительно было все ясно. Она просекла мою ложь насквозь.

В тот день зной копился-копился в небесах над Тибуроном и наконец разразился грозой. Мы с Августой и Розалин стояли на крытой веранде, пристроенной к задней стене кухни, и смотрели, как тучи наливаются темно-фиолетовыми синяками над верхушками деревьев и ветер хлещет ветками, точно плетьми. Мы дожидались, когда ливень затихнет, чтобы Августа могла показать наше новое жилье в медовом доме, переделанном из гаража в дальнем углу двора и окрашенном в тот же яркий оттенок оперения фламинго, что и основной дом.

То и дело ветер швырялся очередной порцией водяной пыли, оседавшей туманом на наших лицах. И каждый раз мне не хотелось стирать с лица влагу: от нее мир казался таким живым! Я не могла не позавидовать умению бури привлекать всеобщее внимание.