В этих двадцати тысячах и был весь эффект рассказа, к нему-то и клонил Потёмкин, который знал, что его всегда обвиняют в излишних тратах. Екатерина сказала: «Это невероятно, это невозможно». Озадаченный император переспросил по-французски: «Как?»

Гребцы сидели с видом напряженным под зорким присмотром боцмана.

Матросы стояли по бортам, на вантах и реях, как изваяния. Им предстояло это до тех пор, пока гости не изволят отбыть. В лицах этих людей не было ничего героического. Они составляли часть своего судна. Никто не обращал на них внимания, как не обращали внимания на мачты, канаты и прочие предметы, ладно и удобно пригнанные к своим корабельным местам.

Триумф принадлежал одному Потёмкину. На городской площади Екатерина вручила ему пальмовую ветвь с букетом, украшенным трофейными знаками. Эта ветвь поднесена была в знак присоединения Тавриды. Отныне императрица желала, чтобы светлейший носил титул Таврического.

На другой день Екатерина принимала войска: сухопутные адмиралтейские команды, офицеров и флотских капитанов. В числе других ей представлен был и капитан первого ранга Федор Ушаков, командир корабля «Святой Павел».

Он был скромен, неловок и не красноречив. Конечно, его нельзя было сравнить с Вениамином Тисделем – командиром «Марии Магдалины», который мог похвалиться не только своим судном, но и прекрасными манерами.

Осматривая бухту Корабельную, на мысу, именуемом Павловским, Екатерина снова увидела Ушакова. Несмотря на парадный день, он не утерпел и заглянул в киленбанку, где надо было сделать распоряжения. Вряд ли и на этот раз Федор Ушаков обратил на себя всемилостивейшее внимание.

После осмотра купеческих судов, прибывших в Севастополь, и некоторых партикулярных строений, день закончился великолепной иллюминацией и военной «потехой».

На северной стороне залива нарочно для сего случая выстроили деревянный городок, который и был разрушен бомбардой «Страшного». Она обстреляла его из своих десяти пушек, четырех мортир и гаубиц.

Бахчисарай и Севастополь были целью путешествия. На обратном пути, еще раз заехав в Бахчисарай, Екатерина пожелала посетить Симферополь, резиденцию Потёмкина Карасубазар, развалины Кафы и оттуда уже отправиться на Перекоп.

Путешественников надо было угостить всеми красотами Крыма, для чего дорогу из Севастополя проложили особую, идущую через Балаклаву, Байдарскую долину и затем горным перевалом в Бахчисарай.

Дорога шла садами и лесными опушками. В эту пору реки были полноводны и особенно шумны. Отовсюду бежали горные ручьи, трава была в соку, в цветах, некошеная. «Здешние места прекраснейшие, которые я видела отроду», – восхищалась Екатерина, обращая внимание на толщину дубов и буков. Дорога была хороша сама по себе, но светлейший щедрой рукой расцветил ее «сюрпризами».

Свернув за Кадыкоем к Балаклаве, путешественники очутились в аллее мирт, померанцев, лавров и пальмовых деревьев. Аллея была усыпана цветами и душистыми травами. Среди всей этой благоухающей роскоши по обеим сторонам стояли амазонки. В зеленом и пунцовом, в белых тюрбанах, усыпанных блестками, эти девы походили на экзотические цветы, но они были под ружьем, и одна из них, капитан роты, выйдя вперед, скомандовала: «Смирно!»

За этим следовали дикие горные ущелья и стремнины Биюк-Узеня, скалы, лесная чаща, козы, скачущие через пропасть, и, наконец, Ласпи над глубоким обрывом, с которого вдруг открылась панорама южного берега. В те времена он был дик и недоступен, и к нему вели только горные тропы. Один неутомимый принц де Линь, которому Екатерина подарила имение в Кучук-Ламбате, отправился через Шайтан-Мердвень, чтобы посмотреть свои владения.

Симферополь не произвел особого впечатления, хотя расположение его оценили, решив, что трудно было найти лучшее для губернского центра – города, назначение которого было «соединять» столь разнообразные по природе и населению части Крыма.

В очередном письме своему маршалу император Иосиф кисло заметил, что в Симферополе «уже устроены кое-какие здания вроде домов и довольно красивых зал и даже небольшой английский садик».

В Карасубазаре путешественников снова ожидали чудеса. На берегу Тыназа светлейший выстроил себе дворец. Говорили, что он сделан из драгоценных мраморов старой мечети и еще более древней бани. Это было небольшое здание с пропилеями и фронтоном, высоким и легким. Дворец и английский сад, разбитый вкруг него, удивляли своей величавостью при скромных размерах. Тут были соблюдены пропорции, которые свидетельствовали о гении архитектора.

Самое удивительное был маленький парк, созданный на клочке дикой природы. Он занимал полуостровок, омытый Тыназом и поросший лесом. Старые дубы, увитые плющом, водопад и маленький луг составляли его естественное убранство. Архитектор лишь разбросал здесь круглые легкие беседки, мост дугой через быстро бегущий ручей и несколько скамеек в прохладной тени.

Поодаль, несколько выше, был дворец Екатерины; бросалась в глаза роскошь его отделки, сработанной на скорую руку. Эти торжественные здания находились как бы за крепостной стеной огромной казармы, построенной углом. Казарма выросла близ того места, где была главная квартира корпуса, которым командовал Потёмкин во время занятия Крыма. Рядом с ней стояла еще и та, в которой размещались русские войска во времена Шагин-Гирея и Суворова.

Карасубазар был не только роскошной резиденцией светлейшего – в нем сосредоточивались сухопутные силы Тавриды. Гости могли видеть здесь лихие казачьи отряды и бравых преображенцев, шагающих среди татар, турок, армян и караимов – всего этого пестрого люда, который покинул было торговые ряды старого Карасубазара, а теперь возвращался.