— Чего ждёшь? — холодея при мысли о том, что его балаган не удался, одними губами промямлил Михаил.
— Жду, пока ты прекратишь нести всю эту чушь и, наконец, наберёшься храбрости поговорить о том, о чём собирался. — Выплеснув на голову Крамскому ушат холодной воды, Наталья поднялась, погасила огонь под сковородой и, с трудом сложив руки под грудью, встала спиной к окну.
Ранние сумерки были почти незаметны, но лицо Крамской, обращённое против света, казалось Михаилу огромным серым блином, потерявшим очертания и краски. Застыв бесформенной горой, она смотрела на мужа, не отрываясь, в упор, и от этого пронзительного взгляда Крамскому становилось не по себе.
— Я не понимаю, о чём. — Собрав брови уголком у самой переносицы, Михаил потянулся к левой стороне грудной клетки под пиджаком.
— Перестань вытирать руки об рубашку, — не меняя позы, с сарказмом произнесла Наталья. — Всё ты понимаешь, и не нужно душещипательных сцен, это не поможет.
— Наташ! Я, ей-богу, не пойму, о чём ты толкуешь, — полагаясь на благоразумие и природный такт супруги, с нажимом проговорил Крамской и, позабыв о больном сердце, досадливо ударил в грудь ладонью.
— Да что ты? — маслено протянула Наталья и, склонив серый блин лица набок, саркастически усмехнулась.
Разговор в подобном ключе не устраивал Михаила ни на йоту. Рассчитывая, что при любом раскладе его слово будет решающим, Крамской досадливо передёрнул плечами.
— Интересно получается: я бегу домой, несу жене необыкновенный подарок, ради которого перевернул небо и землю, а она даже не рада меня видеть! — с обидой сказал он, наклоняясь к стоящей в углу сумке и доставая оттуда свёрток в упаковочной бумаге. — Ты хотя бы посмотри, какое чудо я для тебя достал — последний писк моды! Между прочим, восемьдесят рэ заплатил!
Дёрнув за тонкий бантик, Крамской раскрыл шуршащие толстые листы серой упаковочной бумаги, и перед глазами Натальи предстал чудесный болоньевый плащ тёмно-синей расцветки. Переливаясь перламутровыми пуговицами, плащ посверкивал крупными литыми пластмассовыми пряжками и погончиками на плечах. Победно глядя на мечту всех московских модниц, Крамской перевёл на жену вопросительный взгляд: ссориться им было невыгодно, и болоньевый плащ был вполне приличной ценой за перемирие, хотя бы временное.
— Ну так как? — ощущая почти физически, как, щёлкая, счётчик перекидывает победные очки с табло Натальи на его собственное, Крамской кашлянул. — Я так понимаю, мы договоримся?
— Ты так думаешь? — С интересом всматриваясь в преобразившееся лицо «смертельно больного человека», Наталья сделала шаг к столу и, взяв плащ за погончики, встряхнула его перед собой. Полюбовавшись на заморскую диковинку, она положила плащ обратно и, быстро свернула модное чудо в тугую трубочку.
— Представляешь, он не мнётся и места занимает — чуть. — Расслабившись, Крамской перестал корчить из себя умирающего и, отпустив улыбку на волю, широко растянул губы.
— Это очень кстати, — кивнула головой Наталья и обвязала свёрток бечёвкой.
— Таких моделей по Москве — единицы, будешь ходить королевой, только знаешь, мало ли что, вещь дорогая, редкая, ты над ним лучше особо не экспериментируй, — кивнув на бечёвку, покровительственно изрёк Крамской, — а то вдруг что-чего, второго такого не достать.
— Особо не буду, — согласно кивнула Наталья и, подойдя к мусоропроводу, рывком открыла люк.
Михаил не успел понять, что происходит, как она, опустив узкий свёрток в вонючую трубу, с треском захлопнула крышку.
— Ты что, совсем рассудка лишилась? — Михаил резко отпрянул, и плечи его поползли наверх, к самым ушам. Не веря своим глазам, он смотрел на глупую женщину, способную выбросить в мусор не только среднемесячную зарплату, но и вещь, за которую многие готовы были удавиться.
— По-видимому, Крамской, мы друг друга не поняли, или твой Берестов не до конца объяснил тебе ситуацию, — не моргнув глазом, ровно проговорила Наталья. — Я знаю, на что иду. Моё заявление поставит на твоей партийной карьере огромный жирный крест, и пусть я утону вместе с тобой, издеваться над собой я тебе не позволю: ты пойдёшь ко дну тоже. Можешь сколько угодно хвататься за сердце и хоть бриллиантами меня осыпать — мне всё равно никакими плащами того, что было, не вернёшь, — жёстко проговорила она.
— Каковы твои условия сохранения внешних рамок семьи? — Поняв, что никакие уловки не помогут, Крамской устало поднял глаза.